тот социально-экономический фундамент, на котором зиждилась военная мощь Русского государства – его армия и флот. Русская военная организация оставалась прочной и надежной и после смерти Петра: анализируя этот факт, следует говорить не только о победе под Полтавой, но и об изменениях в социальной и фискальной политике царского правительства. Некоторые элементы этого военного устройства продолжали функционировать вплоть до «Великих реформ» Александра II, когда было отменено крепостное право и бюрократический аппарат Русского государства был полностью перестроен.

Институционализация реформ

Сразу же после Полтавской битвы Россия продолжила одерживать победы на Балтике. Саксонский курфюрст Август II при поддержке Петра вновь взошел на трон Речи Посполитой. Дания вновь вступила в войну со Швецией. Русские войска взяли штурмом Эльбинг и очистили от шведов Карелию; заняв Выборг, Петр обезопасил новую столицу империи – Санкт-Петербург. В 1710 году пала Рига. Эпидемия чумы, охватившая балтийские провинции, ослабила гарнизоны шведских крепостей, которые после недолгих осад одна за другой сложили оружие. В октябре 1710 года русские войска взяли Ревель, и шведы ушли из Ливонии и Эстонии. Петр заключил особые соглашения с крупными балтийскими городами, взяв их под русский протекторат. Эти города с прилегающими к ним территориями обезлюдели из-за войны и эпидемии; Россия пыталась заручиться их поддержкой и возродить торговлю на Балтике [Ростунов 1987; Бескровный 1958: 217–218].

Все эти военные действия имели своей целью окончательную победу над Швецией в Северной войне, однако в годы, последовавшие за Полтавской битвой, Петр большее внимание уделял другим делам. Особенно сильно его беспокоили административные вопросы, связанные с ведением войны: где брать деньги на содержание армии и флота, как комплектовать, кормить и снабжать русские вооруженные силы? Несмотря на все изменения, сделанные в бюрократическом аппарате Русского государства перед Полтавой, Россия так и не обзавелась надежной тыловой службой.

На первый взгляд, главным способом решения этой проблемы стали драконовские меры и дальнейшее «закручивание гаек». Характерным примером такого подхода является ситуация с рекрутскими наборами, которые с 1705 по 1724 год проводились одним и тем же образом. Как и до Полтавской битвы, частотность и массовость этих наборов постоянно варьировалась: иногда в солдаты забирали одного рекрута с 20 дворов, иногда проводились особые наборы (например, в гренадерский полк прусского короля Фридриха-Вильгельма I), а иногда объявлялся дополнительный местный набор (например, в слободах вокруг Москвы). Русское правительство постоянно меняло нормы рекрутского набора – все это приводило к хаосу и непоследовательности. В 1722 году Петр, стремясь сохранить в лоне православной церкви новообращенные народы Сибири, избавил их от рекрутской повинности [Hughes 2002: 353]. Для все большего количества рекрутов военная служба становилась пожизненной [Бескровный 1958: 26–30]. При этом правительство рассчитывало на то, что штрафы, круговая порука и клеймение рекрутов помогут справиться с вечной проблемой – дезертирством; губернаторов «за невысылку рекрут к назначенному сроку» наказывали «как изменников и предателей отечества», на дорогах «учиняли заставы для поимки беглых рекрутов»281. Наказанием за «прием, укрывательство и утайку» беглых солдат была смертная казнь282. При этом нетягловые люди (землевладельцы и представители прочих свободных сословий) призывались на службу как и прежде: теперь они тоже были обязаны отбывать воинскую повинность пожизненно, и власти более тщательно следили за тем, чтобы никто не отлынивал от выполнения этих обязанностей283.

На самом деле, суровые меры были не единственными и даже не главными инструментами реализации военных реформ. Так, например, по указанию правительства с целью решить проблему дезертирства «было обращено внимание на лучшее содержание рекрутов и несколько облегчены обязанности населения», но «декларации правительства оставались лишь на бумаге» [Бескровный 1958: 30–31]. Однако более важную роль в конечном успехе реформ сыграло то, что после Полтавской битвы Петр планомерно принялся перестраивать неэффективный бюрократический аппарат Русского государства. До Полтавы, пытаясь справиться с постоянно возникающими политическими и военными кризисами, нетерпеливый царь пренебрегал существующими административными механизмами и институтами, однако в результате ему так и не удалось создать надежной тыловой службы. Проблемы со снабжением и выплатой жалованья носили системный характер: за счет реквизиций удавалось добывать продовольствие только для сражающейся армии, а все прочие войска страдали от голода. Было очевидно, что Русскому государству необходимо выстроить стабильную и постоянную систему тылового обеспечения.

Эти реформы и консолидация административных ресурсов начались вскоре после Полтавской битвы. Поначалу реформы Петра не касались центрального государственного аппарата. Вместо этого в период с 1707 по 1710 год часть военных ведомств была переведена из столиц в провинцию. Российская империя была разделена на новые крупные административно-территориальные единицы (губернии), во главе которых были поставлены губернаторы. Губернаторы отвечали за гражданское управление вверенными им областями, однако при этом на них были возложены обязанности по финансированию и продовольственно-материальному снабжению русской армии и флота284. Во всех губерниях были приписанные к ним полки (при этом каждый полк в то время назывался по какой-то местности, которая вовсе не обязательно входила в состав этой губернии) [Зезюлинский 1915: 10]. Губерния, к которой был приписан тот или иной полк, отправляла в него рекрутов и лошадей, выплачивала жалованье офицерам и солдатам, поставляла амуницию и т. д. На втором этапе реформ за все это отвечал земский комиссар, который занимался сбором податей, фуража и провианта и состоял в переписке с представителем губернского управления, постоянно пребывавшим в расположении полка. Камерир, чин которого был выше, чем у земского комиссара, контролировал всю эту деятельность, проводил ревизии и совершал инспекционные поездки в армию. Схожим образом стало осуществляться финансирование и снабжение флота, артиллерии и даже дипломатического корпуса.

Все эти нововведения привели к децентрализации русской военной бюрократии. Благодаря этому местные власти могли более оперативно реагировать на различные внутренние угрозы – такие, например, как восстание Булавина в 1707–1708 годах – и напрямую заниматься комплектованием и снабжением подразделений действующей армии. При этом снизилось количество злоупотреблений, и деятельность чиновников стала более прозрачной и, как следствие, эффективной. Главным минусом децентрализации стало то, что теперь столичные военные ведомства хуже могли контролировать ситуацию в регионах и координировать действия камериров и земских комиссаров в различных губерниях. Губернаторы подчинялись только самому царю и впоследствии Правительствующему Сенату, учрежденному Петром I в 1711 году, когда царь в очередной раз отбыл в расположение действующей армии; именно губернаторы были основным связующим звеном между русской провинцией и ее административным центром. Однако в 1711 году Сенат еще не был постоянно функционирующим и окончательно сформировавшимся органом государственной власти285.

Впрочем, в одном отношении Областная реформа Петра I сильно отличалась от прежних преобразований такого рода. Сама по себе военная и фискальная децентрализация бюрократического аппарата, целью которой было комплектование и содержание вооруженных сил Русского государства, не была чем-то революционно новым и необычным [Brown 1992]. Однако создание губерний существенным образом изменило политическую ситуацию внутри России. Среди новых губернаторов, назначенных Петром, были не только люди из ближайшего окружения царя (его родственники, друзья и фавориты, такие как А. Д. Меншиков), но и представители аристократических русских семей, причем в куда большем количестве, чем прежде. В совсем еще недавнем прошлом эти отпрыски знатных родов автоматически попадали в политическую элиту империи через высший совет Русского государства – Боярскую думу. В конце XVII века, в зависимости от положения дел при дворе, они могли получить место воеводы, стать начальником одного из приказов или занять какую-нибудь другую высокую должность. Люди, принадлежавшие к высшим сословиям Русского государства, как правило, были хорошо знакомы с культурой Европы и Османской империи и были