Йо задумчиво снял кепку и принялся мять ее в руках.

– Вот черт, – пробормотал он и глубоко вздохнул.

Лили с замиранием сердца посмотрела на записку в своей руке. Потом постучала в дверь общежития для работниц.

– Зеда? Она здесь больше не живет. Несколько недель назад устроилась гладильщицей. С фабрики ее выперли, – сказала открывшая дверь женщина в замызганном фартуке и сеточке для волос. Она выглядела усталой и изможденной. – Не выдержала. В последнее время чувствовала себя паршиво. Она вообще пошла на фабрику только потому, что во всем Гамбурге только там на работу берут беременных женщин. Никто не может выдержать там долго. Думаю, гладильщицей она тоже долго не продержится. Возможно, там приходится таскать меньше тяжестей, зато работа кипит и день, и ночь.

Лили поехала по адресу, который ей дала женщина. Вышла из кареты перед большим цехом и посмотрела на здание. Из многочисленных труб валил дым, фасад был темно-серым и выглядел отталкивающе.

Внутри стоял адский шум и было невыносимо жарко. Стоило Лили войти, как на нее обрушилась стена дымящегося тумана. Потом она разглядела ряды женщин, стирающих и глядящих белье. Она попыталась узнать Зеду по голове и чепчику, но к ней тут же подошел крупный мужчина в белом фартуке.

– Чем могу? – рявкнул он, смерив Лили хмурым взглядом.

Лили объяснила, чего хочет.

– Приходите после работы, – недружелюбно ответил он.

– А во сколько заканчивается смена? – спросила Лили.

– В двенадцать ночи.

Лили подумала, что ослышалась, и растерянно заморгала.

– В двенадцать?

Мужчина невозмутимо кивнул.

– А во сколько начинается? Может быть, я смогу… – начала было Лили, но он тут же прервал ее:

– В пять. – Он сплюнул жевательный табак на пол. – Приходите, если к тому времени проснетесь. Перерыв на кофе в восемь.

Лили уставилась на него во все глаза.

– Вы, должно быть, шутите! – Она неуверенно рассмеялась, потому что было непохоже, чтобы мужчина шутил.

– Шучу? – Он с мрачным видом скрестил руки на груди.

– Женщины стоят у станка с пяти утра до двенадцати ночи? – Лили пришлось сдержаться, чтобы не выразить свое негодование слишком сильно.

– А что вам не нравится? Это обычное рабочее время, в других местах также.

– Мне очень нужно поговорить с ней, – настаивала Лили. – Сегодня!

– Она может сделать десятиминутный перерыв. Если потом их отработает, – наконец нехотя уступил мужчина, поняв, что Лили так просто не сдастся.

Она прикусила внутреннюю сторону щеки.

– Хорошо. Тогда не могли бы вы привести ее?

Лили рассматривала работниц, пока ждала. Все были очень молоденькие и очень бледненькие, под глазами у них залегли черные тени. Девушки выглядели так, будто с большим трудом держатся на ногах. Лили доводилось слышать о том, что прачек безжалостно эксплуатируют, и при виде их лиц она нашла этому подтверждение.

Вдруг между работницами появилось знакомое лицо. Лили показалось, что сердце пропустило удар. При виде нее Зеда от неожиданности остановилась.

Лили перепугалась. Перед ней стояла не та девушка, которую она оставила в Гамбурге. Зеда тоже выглядела изможденной, но иначе, чем остальные женщины. Казалось, в ее глазах не было жизни.

Она всегда была хорошенькой и опрятной, однако теперь ее волосы торчали во все стороны, а щеки ввалились. Зеда неуверенно уставилась на Лили, но приблизиться не пыталась. Тогда Лили, оправившись от первоначального удивления, подошла сама.

– Зеда! – сказала она. – Как же я рада тебя видеть. – Она улыбнулась. – Я так скучала!

Несколькими минутами позже они стояли перед входом в цех. Зеда неохотно последовала за Лили, но теперь скрестила руки на груди и закрылась.

– Я уже дала понять твоей маме, что больше не хочу иметь с вашим семейством ничего общего, – резко сказала она, вытащила из передника сигарету и закурила.

Лили была поражена – не столько тем, что Зеда курит, сколько ее резкостью. Зеда всегда была спокойной, дружелюбной и вежливой. Похоже, она изменилась не только внешне.

– Зеда, я знаю, как все это выглядит! – поспешно сказала она. – Но нам с мамой очень жаль! Позволь мне объясниться. Я была так несчастна, когда оказалась в Англии. Я рассталась с прежней жизнь, вышла замуж за человека, которого терпеть не могла… Потом родился ребенок, и все было таким новым и страшным. – Лили глубоко вздохнула. – Я мало что могу сказать, кроме чистой правды: мне было плохо, Зеда. Я потратила все силы на то, чтобы выжить. А когда пришла в себя и решила написать, тебя уже не было в родильном доме, и я не знала, где тебя искать.

Взгляд Зеды метал гром и молнии.

– А как же твоя мать? – наконец спросила она. – А как же остальные? Они знали, что у меня есть ребенок!

Лили кивнула.

– Ты же видела мою маму в гавани, когда я уезжала. Она была просто раздавлена горем. Ей было очень плохо. Разлука с Михелем стала для нее настоящим ударом, а потом это ужасное нападение… А когда мама потеряла и меня… Чудо, что она вообще выжила. За это мы должны благодарить только Эмму. Но теперь маме лучше. И я снова здесь. Мы хотим загладить свою вину. Мы поступили бесчестно. Ты нуждалась в нас, а мы тебя бросили.

Некоторое время Зеда молчала.

– Я не могла работать, имея на руках ребенка, – наконец сказала она. – Я хотела для него лучшей жизни. Это было правильным решением… Но порой я думаю: где ребенку может быть лучше, чем с родной матерью? – Взгляд Зеды был устремлен вдаль, в глазах не было слез, но подбородок дрожал. Она жадно затянулась сигаретой и выпустила дым через нос, избегая смотреть на Лили.

У Лили сжалось сердце, когда она увидела свою старую подругу в таком состоянии. Она попыталась взять Зеду за руку, но та увернулась. Лили слегка смутилась.

– Ты отдала своего ребенка. Ничего хуже и представить нельзя. Я знаю, что ты нас не простишь. Но позволь помочь тебе хотя бы сейчас.

Зеда ничего не ответила. Она смотрела перед собой, и Лили не знала, слышала ли она ее слова.

– Моя мать основала женский приют. Эмма тоже там работает, – поспешно продолжила она. – Ты могла бы жить там бесплатно и помогать по хозяйству. А когда мы найдем Отто, ты сможешь забрать его к себе. Там о тебе позаботятся. – Лили окинула взглядом цех. – В конце концов, так жить нельзя!

Зеда посмотрела на свои туфли. Ее мысли беспорядочно метались. Как объяснить, что она чувствует? Как объяснить эту бездонную черноту, которая с каждым днем поглощает ее все сильнее. Она пыталась снова устроиться горничной, но с