ней было что-то не так. Она больше не могла сосредоточиться, частенько по несколько минут пялилась в одну точку, ничего кругом не замечая. Порой хозяйка говорила, а Зеда даже не осознавала, что та говорит, пока не получала несколько звонких оплеух, которые возвращали ее к реальности. Иногда Зеда могла только плакать – слезы без каких-либо причин лились рекой, и она не могла их остановить. Не могла быть вежливой и улыбчивой. Каждый шаг давался с огромным трудом. Каждую ночь ей снился Отто. При этом с малышом было ужасно трудно – он только и делал, что кричал, не давая покоя. Зеде казалось, что с каждым днем она становится слабее. Она больше не могла таскать тяжелые мешки с кофе на складе и однажды просто рухнула под их тяжестью. Здесь, в прачечной, она ужасно уставала, но меньше, чем в кофейне. Однако Лили была права: здесь Зеда долго не продержится. Ее снова уволят, и она понятия не имела, куда тогда пойдет. Работать здесь тяжело. Мало того, что смены длятся от пятнадцати до двадцати одного часа, так еще к концу недели частенько приходится работать два полных дня, чтобы закончить с бельем вовремя. Сверхурочные не оплачивались. Спали работницы на ледяном полу и работать начинали ни свет, ни заря. Кофе подавали только через несколько часов, когда в цех приходило начальство. Такое существование было тоскливым и изнурительным, Зеда так уставала, что с трудом могла думать. Сначала она надеялась, что после обучения станет полегче, но поняла, что не дотянет до того момента. Однако Зеда ни при каких обстоятельствах не хотела снова оказаться в зависимости от Карстенов. Она поклялась себе, что больше никогда не будет иметь ничего общего с этой неблагодарной, эгоистичной семьей. Она больше никогда не будет работать горничной. Никогда больше не окажется во власти хозяина, не имея возможности запереть свою дверь.

Но… женский приют? Лили не просто извинилась. Она предложила выход. Но в глубине души Зеда понимала, что для нее уже слишком поздно. Фрау Визе недвусмысленно дала понять, что после усыновления обратного пути не будет. И его больше нет. На мгновение Зеда заколебалась, но потом потянулась к дверной ручке.

– Спасибо за беспокойство, – сказала она, не глядя на Лили. – Но мне пора возвращаться к работе.

Глава 5

Чарли чувствовал себя как никогда отвратительно. Он вспотел, после чего замерз настолько, что, дрожа, сел у печки. Во рту пересохло, он то и дело облизывал губы, подходил к миске и отхлебывал солодовое пиво, но от этого во рту становилось еще суше, чем раньше. Голова раскалывалась, его дважды рвало. Но хуже всего было желание помочиться. Казалось, что мочевой пузырь вот-вот лопнет, но когда он пытался помочиться, из него вытекала лишь тонкая горячая струйка, которая жгла, как огонь, и не облегчала мучения. Кроме того, у него были ужасные запоры.

– Если это земля, то я не хочу знать, как выглядит ад, – пробормотал он, снова присев на ведро и просидев полчаса. Однажды он чуть не упал со спущенными штанами, когда его одолела тошнота. Единственное, что вселяло надежду, – это мысли о том, что вечером придет Эмма. Она оставила книги, но чтение было не для него, так что занять себя было нечем. Еще днем он начинал прислушиваться к звукам на лестнице. Он мог отличить шаги Эммы от шагов остальных. Йо в своих тяжелых рабочих ботинках перепрыгивал по две ступеньки за раз. Рут шла медленно, но бодро. Эмма шагала быстро и целеустремленно. Когда Эмма входила, Чарли притворялся удивленным, словно не помнил, что она навещает его каждый вечер после работы.

Весь день он нетерпеливо ждал того момента, когда она появится. Это была третья попытка Чарли завязать с опиумом. Поскольку он боялся сорваться, не мог работать и, следовательно, платить за жилье, то остался в приюте, в маленьком закутке на чердаке. Эмма пообещала помочь, если Чарли будет соблюдать несколько правил. Первые недели ему не разрешалось выходить на улицу одному. Чарли должен был сдать свой нож и вести себя тихо и незаметно, потому что его присутствие на чердаке могло навлечь на нее неприятности.

Со временем Чарли начнет выполнять небольшую работу по дому, чтобы заработать на жизнь, и Эмма пообещала, что, поправившись, он сможет остаться здесь.

– Ты можешь дать мне что-нибудь, чтобы стало легче? – в отчаянии спросил Чарли, когда Эмма открыла дверь тем вечером. Он лежал на кровати и с трудом держал глаза открытыми.

Эмма покачала головой.

– Я бы с удовольствием, но такого средства еще не изобрели. – Она подошла к кровати, села рядом и положила руку ему на плечо. – Раньше опиумных наркоманов пытались вылечить морфием. Знаешь, что такое морфий?

Теперь настала его очередь покачать головой.

– Не совсем. Его дают от боли, верно?

Эмма удовлетворенно кивнула, словно он был студентом, который правильно ответил на вопрос.

– Верно. По сути, это душа опиума. Почти сто лет назад его открыл один немец, ученик аптекаря. Он месяцами исследовал маковый сок у себя в подсобке, нагревал, перегонял… В результате появились сотни рецептов, которые, как говорят, ученик аптекаря опробовал сначала на бродячих собаках, а потом даже на себе и своих друзьях. Разве не удивительно?

Чарли прекрасно знал, что делает Эмма. Она отвлекала его историями. Это было то единственное, что могло помочь Чарли забыть о боли. Такие женщины, как Эмма, не рассказывают сказки и не читают любовные стихи – они рассказывают истории о лекарствах, наркотиках и учениках аптекарей. И хотя все его тело просило о спасении, он не вскочил, не оттолкнул ее руку. Улыбка мелькнула на его измученном лице.

– Продолжай говорить, – тихо сказал он и закрыл глаза.

– Ну… – По голосу было понятно, что Эмма улыбается. – В какой-то момент этот юноша, его звали Сертюрнер, понял, что опиум из мака – это не одно вещество, а сложный состав из многих ингредиентов. Среди них особенно сильными являются алкалоиды. Сертюрнеру удалось выделить самое мощное из этих веществ, то, которое придает опиуму его наркотическое свойство и из-за которого ты лежишь здесь, как побитая собака…

Чарли усмехнулся, не открывая глаз.

– Большое спасибо, – пробормотал он.

– Как бы то ни было, он смог выделить вещество, которое в десять раз сильнее опиума.

Чарли тихонько присвистнул сквозь зубы.

– Хотел бы я получить сейчас хоть каплю!

– Нет, ты уж мне поверь, – спокойно, но строго возразила Эмма. – Сертюрнер назвал вещество морфием. В честь Морфея. Ты знаешь, кто это?

Чарли с ухмылкой