Не ловушка. Узел. Экзамен.

Соскользнув вниз, я легла сверху на так и не ставшее прежним, тело Шона и в поцелуе отдала всё, что было.

Песок. Опять повсюду безжизненный песок.

Я на Шоне лицом к лицу и отчетливо вижу, что же натворили Тени.

– Я не знал, что может быть настолько хуже, – неразборчиво прошептал он. Нежные подвижные губы проткнуты злым железом, длинные ноздри, похожие на прорези в скрипке, изуродованы скобами…

– Потерпи, я все сниму. Ты только потерпи.

– Нет! Нельзя! – дернулся он, – Они аннулируют сделку.

– Нет, Шон, не аннулируют. Будущее в моих руках. И этими руками я могу тебя освободить. Верь мне.

– Нет-нет-нет! Свет мой, нельзя… Не давай мне надежды…

Он плакал, боясь поверить мне.

– Верь мне. Просто верь мне. Ты веришь, что я сильнее тебя?

– Да, – тихо прошептал он.

– Что в чём-то умнее?

– Да.

– Доверься, и я сниму это. Будет больно, но ты потерпи.

Железо жглось как раскаленное, гвозди из ушей и губ я вынула довольно легко – ничего не пришлось вырывать, но пальцы мои уже все были в ожогах. Как быть с ноздрями, я не знала; потом рассмотрела, что скобы можно подцепить и разогнуть, и сделала это, используя уже вынутое. Наконец его лицо стало таким же, как при нашей первой встрече, только в кровоточащих шрамах, но это лишь десятая часть работы, если не меньше.

– Твои руки не заживут до следующего новолуния.

И я подскочила на месте. Отшельнику снова удалось меня напугать. Он стоял над нами, как всегда спокойный и усталый.

– Думаешь, меня это напугает? – с сарказмом поинтересовалась я.

– Нет. Но знать ты должна: боль не стихнет ни на мгновение.

Вот от этих слов меня тряхнуло, но уж лучше я месяц буду по полу кататься, чем всю жизнь знать, что струсила и сгубила того, кто принес себя в жертву ради меня.

– Твоих сил не хватит, чтобы вынуть все, – продолжил Страж, присаживаясь на корточки.

Я внимательно посмотрела на него – уже начала привыкать, что он ничего не говорит просто так.

Закрыв глаза, я задумалась, как заставить Шона помочь мне, как заставить его поверить, что он достоин нормальной жизни и уже отстрадал свое.

Отвернувшись от Стража и постаравшись забыть о его пристальном взгляде и чтении мыслей, я обратилась к инкубу.

– Шон, ты помнишь, когда впервые ослушался своего господина, выполнил приказ по слову, но не по духу?

– Не знаю…

– Припомни.

– Девушка, почти девочка… не боялась меня, глупенькая. Она вообще никого не боялась… Сумасшедшая. Она надоела хозяину, надоело ее постоянное сопротивление, и он отдал ее мне со словами «Убей ее. Надоела.» Я развел огромный костер, и она бросилась в него, так она получила новое перерождение. Она хорошо умерла, но хозяин не этого хотел. Он хотел, чтобы я ее выпил, и был страшно зол на меня. Не хотел, чтобы ее душа перерождалась.

– Давно это было? – спросила я, отвинчивая очередную гайку. Мне казалось, что протыкавшие его тело штыри были наглухо закреплены заклепками, но это оказались гайки, которые можно было отвинтить, а затем вынуть штырь. Отчего то я была уверена, что именно присутствие Отшельника превращает несъемные заклепки в отвинчивающиеся гайки.

– Давно… Прошло лишь несколько лет, как Уту сделал подарок.

– Кого следующего ты спас?

– Спас?

– Ну да. Ради кого ты вновь обошел рабскую печать?

– Не помню…

– Вспомни.

– Меня послали убить одного… вождя-воина. Он мешал, и хозяин хотел его душу. А я убил его в бою, он умер с оружием в руках.

– И тебе снова задали трепку.

– Да…

– А кого первого ты высвободил? Ну так, как Ники.

– Ники первая.

– Ой ли? А из лап вампов людей вынимал?

– Да… Да. Они захватили юношу, но он веровал. Они держали его у себя мучили и искушали в надежде, что он потускнеет и станет пригоден в пищу. Развлекались. Но мы их перебили и зашли в дневку… и нашли его. И отпустили. Он монахом стал. Дал обет молчания.

Потом последовала еще одна история и еще одна. Я вынула все штыри, которыми его проткнули Тени, но осталась «сбруя», казалось вросшая в него.

– Шон, – я взяла его лицо в ладони. – Ты давно искупил свою вину.

Его зрачки расширились…

– Страж не мешает мне освобождать тебя. Не запрещает.

Шон бросил полубезумный взгляд на Стража, будто только сейчас понял что тот здесь.

– Это… правда? – спросил он его. И Отшельник устало пожал плечами: мол, решать тебе, а не мне.

Шон перевел взгляд на меня.

– Это правда, – поклялась я.

Его рука потянулась к пряжкам, которых не было еще минуту назад. Увидев их, я бросилась расстегивать непослушными пальцами, они так болели, что не слушались. Разозлившись на эту свою слабость, я смогла собраться с силами и расстегнула всё. Мерзость с окровавленными шипами упала на песок.

Шон замер в ступоре, не веря в происходящее.

»Это еще не все», – подумала я.

– Брат мой, стань вровень со мной.

И тело Шона потянулось ввысь, пока мы не замерли глаза в глаза.

– Будь моей защитой и моим копьем.

– Я твой без остатка. Отныне и вовеки.

– Так будет, – скрепил клятву Страж.

И вдруг пустыня сменилась клубами серого тумана.

– Мы умираем? – спросила я Отшельника.

– Еще нет, но надо поторопиться.

Моих ног коснулось что-то пушистое, но холодное. Кения.

– Что ты хочешь за то, чтобы донести нас до флерсов и Эльвисы? – спросил Шон.

Страж посмотрел в глаза мне, потом Шону.

– Хочу, чтобы Пати пополнила мои запасы кофе, – произнес он с еле заметным намеком на улыбку.

Мы с инкубом переглянулись.

– Хорошо, – ответила я, и Страж сделал шаг навстречу.

Ой, а сделки ведь скрепляются, – успела подумать я, глядя в приближающиеся желтые глаза.

Больно почти не было, он аккуратно царапнул клыками мне губу и слизал кровь.

– Если захочешь облегчить муки – зови, – тихо проронил он, а потом, схватив нас с Шоном, как два мешка, под мышки, сорвался вверх.

Кения! – успела испугаться я. Но фамилиар вдруг оказался у меня на груди, ему явно нравился полет, он довольно щурился.

Мы летели в сером сумраке, и страха не было. Одной рукой придерживая Кени, вторую я протянула Шону. Он тоже не переживал, верил, что нас спасут.