Нет, маме еще три года сидеть. А это кто-то чужой. В смысле, подселенный. Понятно, многое тут изменилось.

Старший лейтенант солидно кашлянул:

— Спокойно, девушка. Свои. К Васюкам я. Имею законное право на посещение…

Кажется, открывать стали, не дослушав. Лязгнула цепочка. Когда-то юный Васюк дважды пытался свинтить дверное оборудование – на изготовление боевого цепа, чтоб как у таборитов было…

Насчет «девушки» малость польстил – девчонка, худощавая, симпатичная, но еще школьница-старшеклассница. Узкое лицо, светловолоса, на кого-то похожа, родственница, видимо, но кого именно из соседей…

Перебирая версии – чья ж такая? – вошел.

— День добрый. Я к Васюкам. Собственно, сам Васюк и есть, прямо с фронта, как видите. Мои в эвакуации или как?

— В Москве тетя Ира. Служит она, – довольно сумрачно ответила девчонка.

— Ух ты, прямо отлегло, – Серега взялся за сердце, скрытое под медалью и карманом с документами. – Когда домой приходит?

— Поздно приходит. Слушайте, а вы все издеваетесь, что ли? – внезапно возмутилась странная девица.

— Почему «издеваемся»? И нас – Васюков – тут что, очень много ходит? – изумился Серега.

— Нет, один ты такой, балбесина. Сюда смотри! – приказала девчонка, указывая себе в лоб.

Тут товарища Васюка осенило, схватил за руку, развернул к свету:

— Анитка?! Ты?! Да откуда?! Хо-хо!

Пискнула, когда стиснул, подхватил-обнял.

— Ой! Узнал же…

Тут Сереге пришла следующая мысль, крайне нехорошая. Прямо таки убийственная. Но лучше такие новости не таить, а то совсем гнусно будет. Поставил легкую девчонку, вздохнул и начал:

— Слушай, а я ведь с вашим Янисом на катере шел. К Ленинграду мы прорывались…

— Спокойно! – девчонка ободряюще, даже чуть покровительственно похлопала гостя по груди. – Жив Ян. Третьего дня как раз письмо получила. Он точно так и предупреждал – ты о нем невесть что подозреваешь. Жив Ян, подобрали его тогда из воды.

— Правда?! Хотя я же всегда так и говорил – просто так Яна не утопишь! Отлично! А вы-то здесь откуда? Я же тебя едва узнал.

— Годы. Идет время, идет, – пояснила Анитка, и зачем-то еще раз осторожно похлопала блудного хозяина по груди. – Мы твою комнату оккупировали, так уж вышло. Еще в 41-м. Обжились. Хорошо, что объявился. Орден-то новый, да?

— Месяца не прошло, – с удовольствием сказал Серега. – Мы на переформировке стоим, тут в Подмосковье. Да ты про вас рассказывай. Как мама, сестры?

С рассказом пришлось обождать – в коридор вышла Марь-Ванна, собирающаяся на вторую смену, и сурово поинтересовалась:

— Что за товарищ военный к нам вдруг, а, Анитка?

Вгляделась, в голос ахнула:

— Сережка?! Живой?! В орденах?!

Тут квартира ожила…

…Сидел за столом, отвечал на вопросы, соседи восхищались наградами, ругали, что не писал. Потом тетя Ира пришла, плакала и тоже ругалась. Бегали малые девчонки, размахивая разряженным «ТТ», тетя Эльзе одергивала: «покарябаете военный инструмент, а он номерной». И снова рассказывал всякие смешные военные случаи старший лейтенант Васюк, заверял, что на фронте дело идет тяжеловато, но, в общем-целом, трудно было иного ожидать, не секрет, что противник силен и коварен.

Вышел Серега спозаранку – еще 6 утра не было. Прибыть на Большую Садовую нужно было к восьми. Понятно, не спал, часок полежал на своем диване, вспомнил довоенное. На книжной полке стояли алюминиевые часовые: красноармейцы-стрелки с обломанными в боях штыками, браво марширующий моряк, быстрый всадник-знаменосец. Пыль с фигурок стерта, играют девчонки «осторожненько-осторожненько». Тикали ходики… Прямо в машину времени попал, да...

Провожали до арки тетя и Анитка.

— Сережа, не будь все же свинтусом. Пиши. Тут все волнуются, – попросила тетя Ира, утирая глаза.

— Буду. Буду писать, – поклялся старший лейтенант. – Сглупил. Пребывал в полной уверенности, что вы все в эвакуации. В безадресной.

— Здоровенный, в наградах, с наганом, бреется, а в голове все ветер, – вздохнула тетка. – Ладно, прощайтесь.

Она почему-то отвернулась.

— Будь живой. И боевой удачи, – серьезно сказала Анитка.

Глаза у нее были светлые, грустные, чуть похожие на глаза той, давно уж легшей в землю девушки.

— Слушай, я не совсем понял, – вполголоса признался Серега. — Что-то тут все как-то считают, ну, насчет тебя. И, гм, меня…

— Не к спеху, Серый. Потом поймешь, после войны – девчонка погладила орден и осторожно коснулась губами щеки Сергея. – И Яну напиши сразу же, слышишь?

— Само собой.

Косилась тетя на Анитку, явно хотела что-то сказать – до войны тетя Ира была на язык остра, иной раз так полоснет, аж краснеешь, – но сейчас воздержалась.

Напротив Бабьегородского проулка Серега обернулся, помахал пилоткой. Стояли у подворотни две фигурки, кутались в пальто. Довольно похожие издали, одна похудела от войны и рисовальной службы, другая вытянулась и повзрослела. А всего-то год с небольшим мы воевали, что же дальше-то этак будет, даже и курад не знает.

Следовало о многом подумать, новостей имелась уйма, в целом все хорошие. И маму внезапно расконвоировали, живет и работает в поселке практически свободным человеком. И Ян жив-здоров, даже в Москву умудрился в гости заехать. И еще много всякого, отчасти странного. Но осмысливать позже будем, а пока служба…

***

Понятно, Москву тогда не особо посмотрел, но что столице сделается – стояла и стоять будет. Пришла определенная успокоенность к товарищу Васюку. Вез обученных, но неопытных политработников, вводил в курс дивизионных дел. Потом еще дважды в командировки ездил: в Вологду и Серпухов, ну, прямо гонец высшего железнодорожного уровня, жаль, на самолете не сподобился, не имелось подходящей задачи.

Дивизия уже была практически готова, полнокровная, пополненная и вооруженная: 112 «станковых», 200 «ручников», 75 орудий, почти двести минометов разного калибра, свыше десяти тысяч штыков личного состава. Уже перевели гвардейцев из резерва в состав действующей 43-й армии. Но пока держали в запасе, хотя на фронтах было нелегко. Активно готовились к делу, учились: практические стрельбы, артиллерия палит на полигоне, пехотные роты на стрельбищах. Ведут беседы политработники, наверное, нужные и важные слова говорят, но еще важнее занятия по передаче и осмыслению боевого опыта, полученного под Ржевом – не так уж много бойцов того состава осталось. 24 сентября объявили построение: торжественно вручили гвардейское дивизионное знамя. А вечером – подъем по тревоге «На погрузку!».

Отбыл на фронт старший лейтенант Васюк последним эшелоном. Война войной, а забывать в покидаемом расположении материальные ценности и людей