«Думает, что очень красиво», – усмехнулась Марина.

– А о душе, о душе вы подумали? – восклицал мужчина, сидящий на диване напротив. Лицо его показалось Марине знакомым – то ли какой-то новомодный писатель, то ли адвокат. Одет вроде бы скромно – пиджак, водолазка, но явно из дорогого бутика. «Может, размышления о душе – это его бизнес?» – подумала Марина.

В спор вмешалась ведущая:

– Миленький, как вы правы! – пафосно заявила она и бросилась к говорившему: – Дайте я вас поцелую!

Она намеревалась сесть ему на колени, но он – то ли адвокат, то ли писатель – ловко увернулся, и дама плюхнулась на диван. Многослойная цыганская юбка рискованным образом взлетела вверх и легла на колени сидящих по обе стороны мужчин. Говоривший о душе испуганно сжался и еще больше отодвинулся. Но ведущая уже не думала о нем, она повернулась к соседу:

– А вы, Олег, что вы у нас молчите? Вы – крупнейший в стране специалист моды, почему вы до сих пор не сказали ни слова? Голубчик, скажите, как вы относитесь к гламуру?

«Олег… Костин!» – узнала его Марина.

Костин элегантным жестом снял ее юбку со своих колен и заметил с дежурной улыбкой – словно сменил маску брезгливости на маску доброжелательности:

– Хорошо отношусь. Мне нравятся шикарные женщины – в них есть какое-то мистическое очарование…

Ведущая радостно вскочила с дивана и бросилась в центр студии.

– Вы слышали, что он сказал? В шикарных женщинах есть мистическое очарование! Аплодисменты, друзья, аплодисменты…

Представление продолжалось в немыслимо стремительном темпе, интонации были близки к скандальным: кто-то что-то говорил, кто-то кричал, зал неистовствовал и аплодировал – по любому, даже самому ничтожному, поводу. Ведущая как заведенная носилась по студии – садилась на пол, зачем-то снимала туфли на высоченных каблуках и ходила босиком, в изнеможении ложилась на диван, кого-то целовала, кричала в камеру…

Марина, несмотря на раздражение, продолжала смотреть телевизор. «И они говорят о гламуре! Как просто все опошлить… – подумала она. – Изысканное, рафинированное совершенство превращается в пугающую карикатуру на самое себя…»

Она никак не могла понять, отчего в последнее время так много говорят о гламуре, чем он всех задел, заинтересовал и встревожил. Изначально термин существовал только в моде и относился исключительно к тому – довольно непродолжительному – времени, когда публике морочили голову утонченные голливудские звезды, худые и глазастые, задрапированные в мех и шелка. Еще лет десять назад слово «гламур» было в диковинку, и Марину часто спрашивали, что оно означает. Теперь «гламур» используют, как хотят, и, похоже, смысл его изменился – расширился, что ли. «Гламур, гламурно» – о той жизни, в которой нет слез и грязи, о мнимой – может быть, виртуальной? – реальности, которая, если где-то и материализуется, то знать об этом могут немногие. В этом, конечно, нет ничего плохого и даже удивительного – слова живут своей особенной жизнью, а тем более теперь, когда мир говорит на искалеченном английском, который стал языком глобальной цивилизации и приобрел десятки акцентов и странных особенностей, занесенных в него из других языков, в том числе и русского…

«Значит, Костину нравятся шикарные женщины», – Марина все еще находилась под впечатлением телевизионного шоу. Оно не то чтобы вывело ее из себя, но вызвало раздражение и даже какой-то протест. Костин вел себя на удивление сдержанно, и это создавало контраст общей разнузданности, неуместным восторгам и неприличной откровенности сидящих в студии персонажей. Одет Костин был подчеркнуто корректно – черный пуловер, белая рубашка без галстука, шейный платок с черно-белым рисунком пье-де-пуль (куриная лапка). Прямые светлые волосы на сей раз были пострижены короче и не доходили до плеч, отчего лицо не казалось таким уж худым, а несколько тяжеловатый нос можно было посчитать аристократичным. Он так больше ничего и не сказал, но операторы то и дело показывали Костина крупным планом – может быть, он им нравился, а может быть, таким был замысел режиссера, не исключено, что и оплаченным…

«Неужели этот стильный, сдержанный мужчина может иметь отношение к убийствам и ограблениям?» Марина вдруг стала сомневаться в том, в чем еще недавно была абсолютно уверена. Да, внешность бывает обманчивой, и образ благородного человека – всего лишь грамотно реализованный имидж, созданный профессионалами своего дела. Но – в таком случае – не окажется ли ошибочной стратегия, которую Марина предложила Азарову? И Костин знает, как относиться к славе, она не станет для него испытанием, только укрепит его позиции и подтолкнет к успеху… А если действительно он не допустит прокола, что тогда? Да, что делать тогда?

«Что, что? – оборвала себя Марина. – Наступать, вот что! И никаких церемоний…» Марина вздохнула, хотя, наверное, надо было кричать «ура!», как делают, когда идут в атаку. Но она была решительной, даже воинственной исключительно на словах. И понимала: она не готова перейти к тому, что неизбежно должно было последовать после этих первых шагов. Разоблачение, снятие масок, разрушение сложившегося имиджа – вот что должно было последовать вслед за этим! Марина не знала, хватит ли ей решимости пойти на этот шаг.

Тут возникали чисто этические проблемы, неизбежные, когда в ход идет черный или «убойный» пиар.

Впрочем, любой пиар беспринципен. И оплаченная, искусно смоделированная слава столь же безнравственна, как и компромат на человека, попавшегося в умело поставленную ловушку… Возможно, этические проблемы возникают исключительно потому, что критерием смоделированной славы – и бесславия! – мастерства, таланта, достоинства, взглядов наконец – являются рубли или доллары, звонкая монета, которыми оплачены успех или известность. Деньги – и ничего больше… А если это так, то другого выхода у нее нет, и ей придется пройти весь путь до конца. Хорошо, если все удастся. Хотя, конечно, это не факт.

И Игорь явно понимает, что имиджмейкерство и пиар не слишком-то совместимы с высокими моральными принципами. Рыночные отношения, породившие эти экзотические занятия, предполагают спокойное, деловое отношение к тому, что есть большая разница между тем, что человек видит на светских тусовках или телеэкране, и тем, что происходит на самом деле… Впрочем, и мода тоже создает свои имиджи – в качестве новых тенденций. И она небескорыстна и щедро оплачивает пиар своих в достаточной степени «виртуальных» образов – в расчете на прибыли от продажи одежды, обуви, белья, косметических средств… Придется признать, и пиар и мода одинаково корыстны, когда манипулируют массовым сознанием.

Было уже поздно, но Марина все же позвонила Игорю. Он взял трубку сразу же, словно ждал ее звонка.

– Что делаешь? – спросила она.

– Да так, – он явно не хотел посвящать Марину в свои дела, но боялся ее обидеть, – работаю потихоньку…

– Жаль, – вздохнула Марина. – Мне очень тебя не хватает…

– Потерпи немного, малыш, – Игорь говорил с нежностью, от которой Марине хотелось плакать. – Еще пара дней, и я буду посвободней…