Полковник милиции Зуев Андрей Петрович долго еще сидел, глядя в никуда, вновь и вновь точно киноленту просматривая то, что творил его сын. Потом медленно открыл ящик стола, достал из потайного отделения табельный именной пистолет и сунул дуло в рот.

Глава 30

Очнулся Михаил в какой-то подворотне, на окраине города. Оглядевшись, он попытался понять, где находится. Его окружали трущобы, полуразвалившиеся бараки… На улице быстро смеркалось. Он сидел под гнилым, чудом еще стоящим забором и тряс головой, пытаясь прийти в себя. Та черная тварь, полностью захватившая его сознание, мирно дремала внутри, готовая по первому зову снова вырваться наружу.

Ростов прислушался к себе. Злости, ярости, владевших им на протяжении всего этого времени, не было. Им на смену пришли чувство удовлетворения, насыщения… Впервые за столько месяцев он был спокоен и полон сил.

Михаил, обхватив голову руками, попытался вспомнить, что происходило, пока его телом владела адская сущность. После долгих мучений перед глазами замелькали кадры перекошенных от предсмертного ужаса рож. И одновременно с этими видениями довольное урчание и удовлетворенная радость вырвавшейся на свободу твари.

Вцепившись в собственные волосы, Ростов взвыл. Скольких человек он сегодня убил? Начиная с недоброй памяти Зуева-младшего?

С трудом поднявшись на ноги, он побрел вдоль забора, размышляя, что ему теперь делать. Сдаваться в милицию? Так ему не поверят, быстро упекут в сумасшедший дом. И станет тот приют для умалишенных кладбищем. Бесконечным, огромным кладбищем для скорбных умом, санитаров и врачей. Сейчас он как никогда ясно понимал, что тварь, плотно обосновавшаяся в нем, не успокоится. Он опасен. А значит, надо держаться как можно дальше от людей. Там, где он никому не сможет навредить.

Задумавшись, он брел, куда вели его ноги, не забывая поглядывать по сторонам — старая военная привычка, накрепко вколоченная в голову Степанычем. И по мере того, как он шел, Ростов понимал, почему никого не заинтересовало его валявшееся в подворотне тело. Тут таких тел валялось множество. Почему его не ограбили, не раздели — оставалось загадкой. Райончик был еще тот… Но почему тут тогда так тихо?

Разгадка обнаружилась довольно быстро: пройдя еще немного, на выходе из трущоб он увидел аж четыре машины милиции. В бараки заходили и выходили люди в форме с планшетами в руках. Поняв, что проводятся следственные мероприятия, Михаил, стараясь не привлекать к себе внимания, свернул в сторону.

Спустя пару часов он набрел на рельсы. Еще полчаса ходьбы вдоль путей, и впереди показалась невзрачная, неухоженная платформа. Сообразив, в какой стороне Москва, он уселся на выступавшую бетонную плиту и принялся ждать электричку.

Ждать пришлось долго. Платформа была небольшой, и на ней останавливались далеко не все электрички. Наконец, одна притормозила. Войдя в тамбур, Михаил вжался в его угол, старательно избегая контакта с пассажирами. Но по мере движения электропоезда людей в вагоне становилось все больше, и, боясь снова разбудить черноту внутри, он встал между дверями вагонов. И только когда вагон практически опустел, рискнул забиться в самый угол пустующих сидений.

Доехав до конечной станции, он вышел. Подождав, пока пройдут немногочисленные припозднившиеся пассажиры, отправился вслед за ними. Выйдя на площадь, огляделся.

Несмотря на глубокую ночь, город не спал. На площади стояли такси, спешили по своим делам люди. Мимо него прошел мрачный тип, засунув руки в карманы. Тварь внутри шевельнулась и подняла голову, принюхиваясь. Испугавшись, что она вырвется снова, Михаил вернулся к платформе, перебрался через ограждение и пошел вдоль железнодорожного полотна. Вскоре впереди замаячил лес. Обрадовавшись, Михаил свернул туда.

Лес неожиданно оказался большим. Ростов потерял счет дням. Он словно впал в прострацию, бродя между деревьями. Есть ему не хотелось, в воде он тоже не нуждался. Набредя на довольно большую реку, Михаил вымылся, наплававшись от души. Вода была еще холодной, но это было хорошо: холод словно отрезвил его. Кое-как выстирав одежду и обнаружив во внутреннем кармане куртки паспорт, деньги и сберкнижку, он облегченно вздохнул: не придется возвращаться в Москву, да и деньги лишними никогда не будут.

Подождав, пока одежда просохнет на весеннем солнышке, он снова отправился в путь, теперь уже желая выбраться из леса.

Вышел он к небольшому поселку ближе к вечеру следующего дня. Узнав у прохожих, где находится почтовое отделение и телеграф, направился туда.

Егоров, положив трубку, выругался. Нет, ну как неудачно-то! У его товарища, майора Туманова Романа, фронтовой товарищ погиб. Похороны завтра. Сегодня выезжать надо, чтобы успеть, а ему ехать призывников забирать и в часть сопровождать! И кого он ему на замену сейчас в шесть утра найдет? И ведь не отпустить нельзя. Фронтовой товарищ… Дело такое… Павел Константинович тяжело вздохнул. Вот ведь незадача! Придется самому за призывниками ехать…

И от Мишки уже две недели ни слуху, ни духу. В последний раз звонил совсем уж смурной. Беспокоился Егоров за сына. Вроде договаривались созваниваться раз в неделю, а вот поди ж ты, опять пропал, засранец! Раньше-то хоть на работе его поймать можно было, а теперь что? Удумал на завод пойти. И куда теперь звонить? Как его искать-то? И так с матерью от звонка до звонка жили… Эх… Что же с ним происходит? Как помочь сыну? И эта поездка еще… А если Мишка позвонит? Не вовремя все… Ох как не вовремя!

Туманов вернулся через три дня. Мрачный, задумчивый. Встретив его в коридоре, Егоров нахмурился:

— Здорово, Петрович. Чего смурной-то такой? Успел с товарищем-то проститься? — спросил он.

— И тебе не хворать. Успел… Пал Константиныч, ты сейчас сильно занят? — поднял вдруг Роман голову.

— Да не так чтоб… А чего? Случилось что ль чего? — прямо взглянул он на майора.

— Да случилось… Пойдем ко мне? — вдруг предложил тот.

Егоров еще больше сдвинул брови. Не просто так Роман его к себе зовет, ой не просто… Семьями-то они пусть не дружили, но общались. На дни рождения друг к другу в гости ходили, на праздники… Но чтоб вот так в части… Не было у Туманова такой привычки.

— Пошли. Подождут, — махнул рукой Егоров.

В кабинете майор вытянул из шкафчика запрятанную бутылку водки, выложил на стол заботливо приготовленные женой на обед бутерброды. Разлил жидкость по стаканам, поднял:

— Давай, Пал Константиныч, товарища моего фронтового помянем. Ушел он как офицер: пулю себе в голову пустил… — хекнув, Туманов опрокинул содержимое стакана и, занюхав бутербродом, принялся его жевать.

— А чего пустил-то? — тоже откусывая бутерброд, спросил Егоров.

— Так сын его единственный умом тронулся… Только он того узнать не