С такими мыслями я сбросила куртку на стул в спальне и отправилась в кабинет. Даже помедлила несколько секунд перед дверью, так не хотелось входить в эту комнату. В комнату, где еще недавно мы спорили до хрипоты, смеялись от счастья и целовались до последней толики кислорода в легких. В комнату, которая теперь должна встретить меня нежилым запахом и тишиной.

Красивую картинку я себе вообразила? Отличные декорации для небольшого приступа хандры у влюбленной дурочки: тишина, пустота и воспоминания… А вот бесов мне в печенку, а не романтику меланхолии! Нет. В кабинете было тихо. И вездесущая пыль присутствовала. А вот с пустотой наблюдались заметные проблемы. Впрочем, и предаваться воспоминаниям мне мигом расхотелось.

– Тиса Мэй, – из моего кресла поднялся высокий стройный мужчина с гладко зачесанными назад волосами, – я думал, вы так и не решитесь войти. Плохие предчувствия?

– Даром предвидения меня магия не одарила, – с деланым спокойствием отозвалась я, слегка поклонившись.

Не то чтобы мне хотелось демонстрировать хорошее воспитание незваному гостю, кто бы он ни был. Но ноги вдруг стали ватными и сами подкосились. Да и ломанувшиеся вспугнутыми тараканами мысли надо было привести в порядок. А поклон – отличный предлог уткнуть глазки в пол и оттянуть на несколько секунд неизбежное знакомство непонятно с кем.

– Жалеете об этом?

– Скорее нет, чем да. – Он снова опустился в кресло, и мне не оставалось ничего иного, кроме как выпрямиться. – Чем могу служить, тис…

– Прямо так? – В его голосе сквозила едва заметная насмешка. – И никакого возмущения? Вопроса: «Как ты сюда попал, негодяй?!» Попыток сбежать или позвать на помощь?

– Даже если бы у меня было девять жизней, как у кошки, в данном случае я бы, пожалуй, их поберегла.

– Разумная девочка. – Мужчина повел рукой, указывая мне на свободный стул.

Я села, а его черты вдруг оплыли, смазались, а секунду спустя я уставилась на хорошо знакомую физиономию профессора Лэнгли. «Мать, мать, мать… Чью же мамашу поминают в таких случаях?!» – птицей билась в голове не оформившаяся до конца мысль. Спасибо иномирным ментальным техникам, на лице не отразилось ровным счетом ничего, кроме легкого удивления. Я чинно сложила ладони на коленях: лучший способ скрыть нервную дрожь.

– Итак… Скажите мне, разумная девочка Лира, почему вас интересует настолько темная магия?

«Он меня убьет! – взорвалась под ментальными щитами паническая мысль. – Он не беседовать об артефактах со мной пришел, а убивать!»

– Если мне позволено будет говорить прямо, профессор… – медленно проговорила я, пытаясь выиграть еще несколько мгновений и задавить панику. Он только кивнул, рассматривая меня как какое-то диковинное насекомое. – Я не разделяю магию на темную и светлую. Магия – это просто магия. Не больше, но и не меньше. И все ее проявления достойны восхищения и изучения.

Многомесячные тренировки давали себя знать. Хаос, царивший под ментальными щитами, постепенно поддавался моему давлению, и я снова могла мало-мальски трезво мыслить. Правда, мысли были совсем невеселые. Я полностью отдавала себе отчет, что, когда Лэнгли уйдет, здесь останется лежать моя бездыханная тушка.

– Любопытно… И чем же вас так восхитила тема живых мертвецов?

«Пора читать отходную, – прошептал внутренний голос глубоко под толщей ментального льда. – Удивительно, что он не убил тебя, едва ты вошла. И похоже, только любопытство удерживает его сейчас. Но это ненадолго…» «Любопытство!» – осенило меня. Идея оформилась мгновенно. Конечно, она была дикой и обреченной на провал. Но у нее было одно неоспоримое преимущество: она была единственной.

– Древняя магия, – заговорила я, пуская по внешнему кругу памяти спокойный интерес и отстраненность. – Магия, которую настолько боятся, что почти не изучают. Это всегда интересно.

– Научный интерес? – Ей-богу, он почти улыбнулся тонкими бескровными губами. – Если позволите, я спрошу еще раз.

У меня было ровно десять секунд, пока он вставал, обходил стол и делал те два шага, что нас разделяли. Я не успела загнать в подсознание паническую мысль о немедленной смерти. Но сумела трансформировать ее в другую: «Смерть? Интересно. Посмотрим». А потом пришла боль.

Лэнгли бил ментальными волнами, как молотобоец месит железо. И каждый удар этого «молота» я ощущала так, словно мне по голове и впрямь лупят раскаленной железякой. Но такую роскошь, как чувствовать боль, я себе позволить просто не могла. Недальновидность в очередной раз сыграла со мной дурную штуку. Мне приходилось буквально в процессе загонять обратно в глотку дикие вопли и набрасывать на лицо легкую вуаль отстраненного интереса. Того самого интереса энтомолога к букашке, который я уловила у Лэнгли уже давно. Только если у него это был мимолетный каприз, то я приправила этим соусом всю свою жизнь. Ювелирная работа. Только шок и методики из межмирья позволили мне справиться с ней. И то каждый миг казалось, что он и будет последним, а дальше я не выдержу, щиты лопнут и Лэнгли услышит от меня все, что хочет. Даже то, о чем я сама давно и прочно забыла.

Когда я осознала, что все еще жива, безумный артефактор стоял у окна спиной ко мне, словно вообще забыл о моем существовании. Кое-как усевшись на полу, я привалилась спиной к стене. Лэнгли, услышав мою возню, медленно развернулся. Вот он, идеальный момент, чтобы нанести последний штрих. Штрих, который превратит нарисованную мной ментальную картину в реальный шедевр.

– Так вот как ощущается ментальная атака… – хрипло проговорила я. – А что происходит, если это продолжается долго? Смерть или безумие?

– Обычно – безумие, – неожиданно ответил он.

– Интересно… Обратимое?

– Я не уточнял. – На его губах снова появился хорошо знакомый мне намек на улыбку. Который, впрочем, тут же снова сменился холодной маской. – В последнее время вы не баловали моих друзей своим присутствием. Я слышал, не так давно к вам наведывались стражники?

– Я не уточняла, кто это был, – пожала плечами я. – Да. Гости были. В обычной жизни я предпочитаю уединение и редко кого приглашаю к себе. Но многим не нужно приглашение.

Я чувствовала, как по позвоночнику медленно ползет капелька пота. Этот разговор на грани, смесь наглости и безразличия. Лэнгли наверняка убивал и за меньшее. Но именно благодаря такому поведению я до сих пор оставалась жива. Парадокс. Но он работал, а потому я продолжала играть выбранную в горячке роль.

– Любопытно. – Он подошел вплотную, рассматривая меня сверху. – Ты понимаешь, зачем я пришел, но совсем меня не боишься. Почему?

– Я не интересовалась природой возникновения страха…

– Зато интересовалась природой возникновения любви…

Он отвернулся, но меня не покидало ощущение, что я препарат под прицелом микроскопа. «Зачем он спрашивает? – билась под толщей ментального льда испуганная мысль. – Под пыткой я сделала все как надо. Неужели ошиблась?!» К капле на позвоночнике присоединилась вторая, когда я холодно ответила: