в знак согласия. С нашего места мы видим несколько маленьких лодок, проплывающих по каналу. На улице быстро темнеет и холодает, но фонарики как будто согревают воздух теплым сиянием.

– Ты уверена, что Дэниел не убьет меня за то, что я пригласил его девушку? – спрашивает Эрик, и я понимаю, что его старый друг – тема, которой нам не обойти.

– Во-первых, я не его девушка, а во-вторых, точно не убьет. Уверяю тебя, каждый из нас пошел своим путем.

Он кивает, все еще размышляя.

– Как вы вообще познакомились? Не могу себе представить, чтобы он заявился в магазин купить книжку. То есть он, конечно, отличный парень, но не…

– Любитель чтения, – заканчиваю я его фразу. – И отчасти в этом все дело. Я лезу в сумку и протягиваю ему свой драгоценный экземпляр «Последней зимы», после чего рассказываю всю историю.

Он смотрит на книгу, потом снова на меня.

– Ничего не понимаю.

– На самом деле это история обо мне и моей маме, – говорю я и объясняю, как нам обеим нравился роман и как я нашла именно эту книгу с пометками на полях.

Я показываю ему внутреннюю сторону обложки, где написано имя Дэниела.

– Я просто должна была найти его, и нашла. – Я вздыхаю. – Но, увы, хотя это была его книга, пометки делал не он – и не сразу признался мне в этом. – Мои щеки горят, и мне внезапно начинает казаться, что я говорю слишком быстро или слишком много. – Я говорю не слишком бессвязно?

Эрик спокойно перелистывает страницы.

– Ты говоришь совершенно разумно. – Его лицо вдруг становится серьезным, как будто он собирается в чем-то сознаться. – Валентина, эта книга… она принадлежала… мне.

Я округляю глаза, качаю головой и смеюсь.

– Очень смешно, но, боюсь, я не настолько легковерна.

– Кроме шуток, – продолжает он с серьезным, сосредоточенным лицом. – Не помню, как там оказалось имя Дэниела – может быть, он взял книгу у меня, а может, купил в студенческой букинистической лавке. Это было очень давно. В любом случае можешь не сомневаться: и книга, и пометки внутри определенно мои.

У меня отвисает челюсть.

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – кивает он.

– Значит, это все время был ты.

Он снова кивает.

Нам приносят вино и дим-сам, и официант наполняет наши бокалы.

– Скажи мне, – добавляет он. – По десятибалльной шкале, насколько ужасны самовыражения моей двадцатиоднолетней персоны?

Я долго молчу.

– Они… прекрасны, – говорю я. – Все, что ты написал… это просто поразительно.

Наш разговор продолжается за ужином, и Эрик, оплатив счет, предлагает проводить меня домой. Я беру его под руку, естественно, будто вставляю ключ в замок.

– Вот оно, – говорит он, когда мы шагаем вместе по Принс-Альберт-роуд, и смотрит на небо. – Чувствуешь?

– Что я должна чувствовать?

Он касается своей щеки.

– Снег пошел!

– Погоди-ка, – говорю я, поднимая на него взгляд. – Тебе что, нравится снег?

– Нравится ли мне снег? Что за вопрос? Конечно, нравится. Разве бывает по-другому?

– Нет, – говорю я, расплываясь в такой широкой улыбке, что щеки начинают болеть. – Конечно, не бывает. – Моя рука скользит по его рукаву, пока не касается ладони. Наши пальцы сплетаются, и это тоже кажется естественным, как будто мы уже делали это тысячу раз.

– Как же я счастлива, – шепчу я, глядя на него снизу вверх, – что это был ты.

Глава 36

Элоиза

Месяц спустя

Милли занималась покупателями, когда зазвонил телефон.

– «Книжный сад», чем могу вам помочь?

– Алло, это доктор Хестер. Я звоню по поводу Элоизы Бейкер.

– Элоиза слушает.

Он прокашлялся.

– Я надеялся поговорить с вами лично, но вы пропустили повторный визит. Мы получили результаты ваших анализов, и я просмотрел ультразвуковые снимки, проконсультировался с рентгенологом, и… Элоиза, это тяжелое известие, но мы кое-что у вас нашли.

– Нашли? Что вы имеете в виду?

– С вами рядом кто-нибудь есть?

– Да, Милли здесь, – сказала я, садясь на табурет за прилавком. – А в чем дело?

– В том, что я не хочу, чтобы вы оставались одна после того, что я собираюсь сказать.

Мое сердце забилось быстрее.

– Элоиза, у вас рак яичников, и боюсь, сильно запущенный.

При виде Милли, которая весело улыбалась на другом конце комнаты, разговаривая с покупателем рядом с отделом новых поступлений, мое сердце упало. Я пожалела, что пошла к доктору Хестеру. Нужно было позволить процессам в моем организме идти своим чередом. Я не хотела знать, что происходит у меня внутри.

– У вас есть варианты, – продолжал врач, – и мы немедленно свяжем вас с онкологом, но я боюсь, что побочные эффекты лечения будут высокой ценой за очень небольшое дополнительное время.

Я с трудом сглотнула тяжелый комок в горле.

– Я знаю, что с этим очень тяжело смириться, и хочу, чтобы вы знали, что я к вашим услугам. Мы составим план, который вам подойдет, который будет самым действенным. – Он замолчал. – У вас, должно быть, есть вопросы ко мне. Пожалуйста, что вам разъяснить?

– Сколько? – прошептала я. – Я хочу знать, сколько мне осталось.

– Не могу сказать наверняка, – ответил он. – Несколько месяцев или… может быть, несколько недель. Мне так жаль.

Я решила ничего не говорить Милли и держать эту новость в секрете как можно дольше. Но бремя было слишком тяжелым, и дождливым утром в четверг я рассказала лучшей подруге, что умираю.

Она долго обнимала меня, и мы плакали в объятиях друг друга, но после этого она пообещала мне, что слез больше не будет.

– Горе – совсем не то, что тебе нужно, – сказала она. – Мы найдем причины праздновать каждый день.

Она недавно ушла из адвокатской конторы, и теперь могла уделять магазину больше времени. Мы договорились держать мое состояние в секрете; не было смысла расстраивать наших давних клиентов. Я не могла позволить роковому диагнозу изменить непреложный факт: «Книжный сад» – обитель радости. Там меня и нашел Эдвард.

Однажды утром он зашел в магазин, и у меня перехватило дыхание.

– У вас есть какие-нибудь книги о вечности? – спросил он. – Примерно столько я тебя ждал.

По магазину бродили покупатели, так что я делала все, что могла, чтобы оставаться спокойной и собранной, хотя мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди прямо в руки Эдварда. Подыгрывая ему, я собрала подходящие книги и сложила на прилавок. Его присутствие вдохнуло в меня новую жизнь.

– «Исповедь» Августина Блаженного. «Бойня номер пять». «Невыносимая легкость бытия», – говорила я, показывая ему подборку.

Когда я вкладывала каждую книгу ему в руки, наши пальцы слегка соприкасались.

– Как ты…