В разделе 11 мы более детально расскажем, как мурабиты, молясь за гази, ушедших в поход, не ограничивались лишь подарками, которые получали от корсаров взамен на талисманы (скажем, овцами и оливковым маслом), – они забирали себе и часть их добычи. Но пока добавим только то, что в Алжире XVIII века эти деньги сохранялись во дворце дея, и, когда наступал Мавлид[1007], вручались мурабитам в присутствии чиновника, чья должность звучала как Hüccetü’l-Kebîr (осм. «доказательство величия»)[1008]. Несомненно, не только упомянутые мурабиты ожидали наших гази, не сводя глаз с дорог и вздымая руки к небесам. Алжирские женщины, выходя из ворот Бабалой, разжигали огонь и воскуряли ладан (encens) и смирну (myrrhe). Затем, отрезав петуху голову, сливали в пламя кровь, а перья развеивали по ветру. Также они раздирали на части курицу, и те разлетались вслед за ветром, куда только он подует, а вот самую лучшую часть (meilleure partie) бросали в воду[1009]. Пьер Дан, рассказывая об этом, обвиняет женщин в том, будто бы они заключали союз с дьяволом, чтобы увидеть, как их супруги возвращаются домой здоровыми и с небывалой добычей в руках. Собственно, все из-за того, что монах ордена тринитариев увидел в описанном обряде следы язычества. Как бы то ни было, расчленение животных и пускание частей по ветру и в море – жертва силам природы, – частично были отражением анимистических верований, оттого мы часто встречаем их в других ритуалах, о которых речь пойдет ниже.

Так и язычники когда-то приветствовали свои храмы, завидев их на холмах, а православные, завидев часовню святителя Николая, бросали в море хлеб как жертву[1010]. Вот почему и корсары салютовали мурабитам, находящимся на берегу. Проходя же через узкий Гибралтарский пролив, где встречные течения затрудняли навигацию и вражеские корабли могли в любой момент устроить западню, наши пираты остерегались и тяжелых условий, в которых приходилось плыть, и вероятного нападения испанцев[1011]. Тогда они пытались одолеть тревогу, молясь кому-либо из мурабитов, почивающих на одном из магрибских прибрежных холмов, и приносили ему жертву, – бросали в море глиняный горшок, наполненный оливковым маслом, со свечкой внутри[1012]. А еще корсары могли зажечь больше, чем полтысячи свечей (cande inhas de cera) – из них по десять-двенадцать на каждой из пушек, – и прочесть совместную молитву[1013]. Мы знаем, что они, проплывая мимо Карфагенского мыса, салютовали из пушки мурабиту, жившему там на холме[1014].

А перед началом шторма или сражения – или, напротив, в штиль – применялся еще один ритуал: овцу, подаренную мурабитом в порту, разрубали пополам, причем не перерезая ей горло. После того как внутренности и голову несчастного животного бросали на пол палубы, верхнюю часть его туловища пускали по морю справа от судна, нижнюю – слева. Со «странным выражением лица» (d’estranges grimaces) корсары завершали ритуал, «покачивая головами и приговаривая какую-то бессмыслицу» (tournemens de teste, de fingeries & de paroles confusément prononcées) – лишь бы сохранить равновесие корабля. А если буря не утихала, они резали еще одну овцу; и иногда – по десять-двенадцать подряд[1015]. Португалец-невольник Машкареньяш писал, что овцу расчленяли надвое и в тот час, когда корабль входил в порт Алжира, и бросали часть туловища с головой в сторону Испании, а круп – в направлении города[1016]. В 1626 году, когда корсары решат бежать от христианской армады из соображений, что против нее не устоять, реис Хасан Калфа, грек-ренегат, сразу же расчленит овцу на четыре части, разбросав их на север, юг, запад и восток и призывая попутный ветер; впрочем, Эол не примет его жертвы[1017]. Возможно, реису стоило попробовать другой ритуал, о котором повествует анонимный французский источник: приказать молодым морякам раздеться догола в «вороньем гнезде» – наблюдательном посте на самом верху фок-мачты – произнести ряд арабских заклинаний (возможно, молитв) и отшлепать себя бельем, смоченным в морской воде (se battre avec des linges qu’on a trompez dans l’eau de la mer)[1018].

Был и еще один ритуал против бури – совершить намаз, запечатав горлышко большого глиняного кувшина с отборным оливковым маслом, чтобы оно не разлилось. Дан говорит, что корсары молились на коленях, вознося руки к небу и обратив к нему взоры; сначала они поворачивали головы направо и просили помощи у ангелов-хранителей (bon Ange), затем глубоко вдыхали в себя воздух слева, там, где находился злой ангел (mauvais Ange); намаз пираты совершали все вместе. Сразу же после этого корабельный ходжа брал два кувшина с оливковым маслом и, оканчивая намаз, выбрасывал их за борт по обе стороны судна. Аристо утверждает, что благодаря такому обряду мусульманам удавалось унять бурю; другой источник также повествует, что корсары Триполи выполняли его для какого-то мурабита на острове Лампедуза[1019]. Наконец, на всей палубе зажигали факелы и свечи (chandeles & flambeaux/chandeles de cire/wax candles), иногда до пятисот; пока они горели, разбойники молились, взявшись за руки. Причем во время долгой молитвы запрещалось не только зажигать новую свечу или курить табак, но и даже ходить в туалет, чтобы ничем не осквернить возвышенный обряд[1020].