ради соболей и белки. И не вправе мы пенять на переселенцев впоследствии, если они от хлебопашества перейдут к какому-нибудь городовому промыслу и размельчатся в кулачестве до того, что забудут о земле и плуге, родных и привычных для них сыздетства. Всякая насилованная мера ведет за собой неизбежную путаницу, никогда не достигает успешных результатов не только вначале, но и далеко впоследствии. Пример — тот же Амур, да и сотни других самых новых и самых свежих и притом в самой России. Мы не будем распространяться об них ради крайней известности фактов, совершающихся у нас ежедневно перед глазами. Степняк едва ли останется в амурских лесных местах тем же, чем он был на родине, т. е. хлебопашцем, и, по всему вероятию, ударится в мелкий торговый промысел, тем более что и в местах родины он получил к тому большую повадку. Несомненно, полезный и находчивый там, где залегли по Амуру степные пространства, на которые его не выселили, степняк в этом отношении составляет решительной контраст с переселенцами из Вятской губернии. Вятский, как известно, с раннего детства и до гробовой доски имеет дело с топором и лесом. Значительно развивающееся население в этой одной из многолюдных и населенных губерний России беспрестанно раздробляется на выселки. Для этих выселков вырезает он в тамошних первозданных лесах большие площади, жжет их, вырубает корни с изумительной скоростью, постоянством и сноровкой. Дело это столько же сподручное и легкое для него, сколько для степняка уменье обращаться с косой и плугом. Где же тут сходство? Где же тут право на совместное водворение и тех и других? А между тем на Амуре при водворении переселенцев великорусских губерний произведена была следующая странная, непонятная операция. Переселенцы вятские — мастера строить дома и охотники рубить нови — поселены в готовых домах экс-города Мариинска, откуда, как известно, выведен был линейный батальон в Николаевск. Мариинские дома, выстроенные теми же солдатами для себя, были обстроены необходимыми службами и обставлены кое-какими огородами, на приготовление которых также потрачено было немало усилий и трудов. Солдаты с стесненным сердцем, жены их с горькими слезами оставили за бесценок свою собственность, доставшуюся потом далеко не в те руки, в какие бы следовало. Между тем переселенцы из степных губерний заняли кое-как и наскоро слаженные дома, готовые только на меньшую половину, переселенцы, которые на родине привыкли жить исключительно только в землянках и хатах. И вот Амур — по поговорке «кому мать, кому мачеха» — не умел удовлетворить ни тем, ни другим из переселенцев Великой России.

Теперь, при соображении весьма многих важных обстоятельств, почти не подлежит никакому сомнению, что значение устья Амура, существование при нем весьма удачного Николаевского порта, а затем, следовательно, и значение всех низовьев Амура, начиная от устья реки Уссури, должно со временем ослабеть. Все движение, вероятно, устремится, как мы уже сказали, по направлению реки Уссури. Река эта, как известно, идет и близко подходит своими притоками к тем местам, где залегли отличные во всех отношениях и соблазнительные гавани и бухты Восточного океана, каковы: порт Мей, залив Ольга, гавань Посьета. С одной стороны: излишне большой и мелкий Амурский лиман, в котором редкое из судов не садится на мель, несмотря на существование створных знаков и бакенов, и на проход которым ни одна из европейских компаний не берет на себя страхований по причине многих несчастных случаев[31]; сверх того, негостеприимство северных частей Восточного океана, вечно обставленных густыми, непроглядными туманами; бесполезное соседство Николаевского порта с безлюдными местностями прибрежий Охотского моря: с Камчаткой, островом Сахалином, Удским и Аянским краями, и, наконец, суровость климата, недоброкачественность почвы и редко насаженное население. Зато с другой стороны: по реке Уссури огромные и богатые рощи корабельных лесов; они чем ближе к морским берегам, тем целостнее и богаче разновидностями древесных пород; залив Ольга и порт Мей обсажены сплошь дубовыми вековыми лесами; берега гавани Посьета прорезаны толстыми пластами отличного каменного угля; эта и другие вместе взятые гавани представляют обширные, глубокие и отлично защищенные рейды для стоянки морских судов, командируемых для плавания в Восточном океане; и сверх того близость Японии и Кореи, в довершение всего, обеспечивают существование и возможное развитие морской торговли именно здесь, вблизи Кореи, а не там, где существует в настоящее время город Николаевск. Если за ним остается исключительное право производить с южными портами Китая в больших размерах лесную торговлю и отчасти служить складочным местом продовольственных припасов, заготовленных для прибрежного населения Охотского моря, то во всяком случае мы можем смело предположить, что всякая другая возможная торговля устремится по направлению реки Уссури к южным портам Восточного океана, которые по последнему Тянцзинскому трактату, как известно, оставлены китайским правительством за Россией. Кроме того, гавань Ольги обеспечивает возможность существования большого населения, в развитии которому не отказывают и места, залегшие между этой гаванью и истоками реки Уссури. Это нам доказывают и последние правительственные распоряжения, сосредоточенные пока на проведении по этим местам линии телеграфа и на приглашении переселенцев именно сюда, хотя в то же время прибрежья Уссури еще могут с избытком уделить такие пространства, которые удобны к заселению и до сих еще пор лежат впусте[32].

Но возвращаемся снова к нашим личным воспоминаниям.

Стоя на высокой горе, по которой разбросано селение Хабаровка, и видя перед собой по ту сторону Амура бесконечную равнину, богатую травой степь, лежащую во всей своей неприкосновенности, мы снова вспомнили о несчастных русских степняках, недавно нами оставленных, и снова пожалели об их участи еще с большим участием и сожалением. Ради чего (думалось нам) положили роскошные места амурских степей? Ради чего так пунктуально держались бог весть когда составленного назначения и, имея в виду одну малозначительную сторону, опустили из виду другую, весьма важную? Сколько бы скота развели на этих неоглядных равнинах умелые и досужие малороссы! Сколько бы любви и старания приложили они здесь на знакомой почве, которая только тем отличается от родной и покинутой ими, что эта — новая, девственная почва, благодарная и обеспечивающая таким легким и таким близким успехом! Приладили бы они здесь такие же землянки и жили бы тут так же счастливо и домовито, как не удалось им жить на родине и как хотелось бы им пожить на чужбине. Насилованные в своих пожеланиях, они, может быть, круто обращенные на иную, вовсе незнакомую житейскую обстановку, растеряются и изноют в нужде, как уже и случались подобные несчастия в той же Восточной Сибири (напр., на так называемом