Привязанность простого русского человека к своей семье не подлежит сомнению, но привязанность к месту — дело спорное. Если взглянуть поглубже, то, может быть, окажется, что не только крестьяне, но и все русские причастны слабости или добродетели — перекочевывать при удобном случае из одного места в другое. Мы с малолетства прислушались к пословице: «Рыба ищет где глубже, а человек где лучше». У малоросса есть и другая поговорка: «Хошь гирше, абы иньше»». Вообще журнал мин. государ. имущ, остановился на той мысли, что мы не умеем ценить достойно русского человека как колониста. «Впрочем, еще недавно, — говорит он, — один из известнейших наших политико-экономов уже сказал: «Руский крестьянин — колонист по преимуществу»».

Во всяком случае, в настоящее время, когда опустелые местности Закавказья и Крыма зовут настоятельно и ждут нетерпеливо новых хозяев из переселенцев России, кредит расхваленного Амура, к сожалению, должен упасть, и мы можем пока остановиться только на одном предположении, что из множества желающих переселения найдется часть и туда, хотя уже, конечно, и значительно меньшая.

Высказанная журналом мин. госуд. имущ, мысль о всегдашней готовности русского народа к переселениям найдет себе значительную долю оправдания в разработке вопроса о так называемом бродяжестве. Вопрос этот один из главных и существенных вопросов во всей русской истории.

Расстаемся с Амуром ради соседнего с ним океана и с тем, однако ж, чтобы снова вернуться на тот же Амур.

5. НА УСТЬЕ АМУРА

В последнее время (и именно только в последнее время), заговорит ли кто о системах заселения Амура или о способах постройки городов, все обращаются к примеру Соединенных Штатов Америки. Ищут ли в них образцов и примеров для руководства во всех подобного рода предприятиях, сказать мы не можем утвердительно. Распоряжения на Амуре слишком ярки и определительны для того, чтобы не видеть в них ничего общего с подобными распоряжениями в Северной Америке. Аналогия, существующая между тем и другим делом, поразительна, но подробности и образ практического применения их диаметрально противоположны. Чтобы не ходить далеко в подтверждение нашей мысли, останавливаемся на устройстве городов по Амуру. Для этого берем в пример американский город (если уже только Северную Америку серьезно хотят принимать в образец и поучение) и в этом случае, опираясь на свидетельство позднейшего из русских путешественников[35], следим за американским городом с самого зародыша до конечного времени процветания. Особенно знаменателен для нас город Чикаго. В 1830 году это был сборный пункт американцев для торговли с индейцами; через десять лет в Чикаго было 5 тысяч жителей; еще через десять — 30 тысяч; а в конце 50-х годов, меньше чем через 30 лет, народонаселение этого города достигло до 160 тысяч и, говорят, ежегодно увеличивается от 15 до 20 тысяч человек. И между тем начало его так несложно, как несложно начало всех других городов Северной Америки.

Исхудалый, бледный, с усталым лицом, после двухнедельного плавания через океан, европейский переселенец высаживается на берегах Америки, хотя бы, напр., в Нью-Йорке. Заплативши в emigrant-depot два доллара из небольшого капитальца, скопленного на родине при долгих усилиях, переселенец этот с надеждой на труд на первых же шагах по чужой почве попадает в руки американца, который желает делать (и делает) из этого человека аферу и тем убеждает пришельца, что деньги, привезенные им из Европы, надобно издержать все до копейки, чтобы сызнова начать трудиться и работать. Для этого европеец (немец ли он или ирландец) поступает в работу к фермеру, копит жалованье; затем сам делается хозяином-фермером, покупает несколько акров земли, возделывает их, продает с барышом другому, если сам надумал искать себе счастья в заманчивом, соблазнительном Дальнем Западе, еще нетронутом и с баснословными сокровищами. Там он приобретает участок где-нибудь на судоходной реке, близ города, около железной дороги и приглашает в компанию других. Построят они общими силами домики, заборы, срубят часть леса, засеют девственную почву, где она поудобнее, заложат городок, расхвалят в газетах его местоположение, выгоды для переселенцев «и затем будут ждать, пока правительство Соединенных Штатов вздумает продать эти участки с публичного торга, начиная с доллара с четвертью за акр и допуская к торгам на одних с другими основаниях и тех, кто уже владеет участками». Так поступают те, которые ушли из Нью-Йорка. Город их еще не вылился в определенную форму, он только зачинается, но в нем уж обозначаются широкие улицы: «будущий город разбрасывается на огромном, почти безмерном пространстве; рассчитывают на последующие миллионы жителей; никакому кварталу, никакой улице не дается предпочтение перед другой, все одинаковой ширины и длины; все пересекаются под прямыми углами. Сам народ впоследствии определит, какая улица удобнее, и, конечно, ведущая к пристани, к порту, на биржу первая покроется большими зданиями; а на другой улице, не представляющей тех же удобств, долго еще останутся деревянные избы, наскоро сколоченные первыми переселенцами. «Мне всегда кажется, — говорит г. Лакиер, — что и города в Америке носят на себе печать общего американского равенства: рождение не предоставляет никаких преимуществ ни улице, ни классу людей, ни отдельному человеку, а между тем, так как абсолютное равенство нигде на земном шаре невозможно и невообразимо, непременно образуются различия, явятся любимые, многолюдные, хорошо обстроенные улицы, как образуются богатые, почетные семейства, знатные люди, и путь к этому желанному исходу открыт для каждого, ничто не полагает препятствий и помех, и можно быть уверенным, что когда-нибудь дойдет очередь и до тех, кто прежде оставался в тени». Таким образом, новое местечко обстраивается само, управляется также само собой, пришлое население начинает само управлять своими общественными делами, иметь свои суды, свои школы, устраивает их по своему благоусмотрению, так что правительство обращает на новый город внимание свое тогда только, когда город сам даст знать о своем процветании.

Поразительная быстрота, с какой создаются американские города, естественным образом и более всего доказывается той свободой действий, которая сопровождает всякое дело американца. «Мы здесь счастливы (говорил г. Лакиеру немец из Швабии); мы не боимся полиции. Если человек честен и трудолюбив, нигде нельзя быть довольнее судьбою; над нами нет власти, мы сами хлопочем и заботимся о себе, идем куда и когда хотим, занимаемся чем желаем, сами облагаем себя сборами». Справедливо главным образом то, что выбор земли предоставлен частному лицу, которое, руководствуясь своими индивидуальными наклонностями, потребностями и вкусом, может отдать предпочтение или изобилующей лесом или производящей пшеницу. Конечно, он предпочтет море, озеро, реку, которые могли бы переносить его грузы леса для постройки