сами, на реверсе у георгианского соверена положено быть Святому Георгию, пронзающему копьем змея. Однако, если вы присмотритесь, то обнаружите отличия…

Лэйду не требовались мощные линзы Блондло, способны видеть во всех мыслимых спектрах, чтобы понять, о чем он говорит.

Если судьбой определено тебе держать лавку в Хукахука, через твои руки в скором времени пройдет столько монет, что ты будешь способен в полной темноте на ощупь определять их достоинство и год чеканки, замечая фальшивку еще прежде, чем взглянуть на нее, по одному только звону, с которым она касается прилавка. Он помнил многие монеты наизусть – от имевших хождение, сыпавшихся в кассу Сэнди сплошным потоком, до редких, таких, что могли бы привести в восторг самого Фредерика Уильяма Мэддена[13], если бы тот ненароком завернул в Новый Бангор.

Иногда Левиафан, будто забавляясь, нарочно подбрасывал ему что-нибудь странное - пенни короля Давида, старые серебряные гроуты и прочие отчеканенные в металле осколки истории. Но эта…

Эта монета выглядела странной на особый манер.

- У коня всего три ноги, - медленно произнес Лэйд, - А Святой Георгий будто сошел со страниц книги мистера Майна Рида. У него же нет головы! В руках нет копья, а сами руки ужасно длинные и когтистые…

- И символы! - бесцеремонно вставил Блондло, тоже пристально изучавший монету, - Посмотрите на все эти выцарапанные символы! Некоторые мне знакомы, это алхимические обозначения амальгамы и висмута, сопряженные с символом разложения, которому покровительствует созвездие Козерога. Кроме того, я вижу трискелион, три различных креста и… Кажется, что-то на сикхском. Похоже на абракадабру, но…

- Любопытная находка, - Воган поколебалась, будто раздумывала, не попробовать ли соверен на зуб, но здравомыслие возобладало, - Что-нибудь еще?

- Что-нибудь еще, - тяжело обронил мистер Герни, глядя на монету с явственным отвращением на лице, - Согласно утвержденного золотого стандарта золотой соверен должен весить сто тринадцать гран. И, представьте себе, ровно столько он и весит – я собственноручно взвешивал его на точнейших лабораторных весах. Вот только…

- Что?

- Только если это взвешивание происходило в первой половине дня. Стоит солнцу миновать полуденную отметку, как он начинает весить сто тридцать шесть. Или ровно сто, если дело происходит в нечетный день недели.

- Невозможно! - вырвалось у Блондло.

Мистер Герни невесело рассмеялся.

- О, я вас уверяю, что эта монета – кладезь невозможностей! У меня нет полного комплекта лабораторного оборудования, но некоторые ее странные свойства мне удалось обнаружить. Верите или нет, она три часа пролежала в растворе царской водки, но не повредилась ни малейшим образом. Как известно, золото плавится при температуре две тысячи градусов по Фаренгейту. Я раскалил тигель до двух с половиной, но она даже не оплавилась. Есть у нее и другие забавные свойства, которые могут показаться невинными, но способные свести с ума ученого-физика, но я не хочу о них рассуждать. Я хочу знать, что это такое, что погубило моего бедного Ортимера и, наконец, что грозит мне самому.

Некоторое время они все молча смотрели на злосчастную монету. Точно ожидая, что та поднимется в воздух и начнет сама собой вращаться над столом, точно миниатюрная роуботэмская[14] модель плоской Земли.

- В деловых кругах Нового Бангора меня прозвали Молуккский орел, - негромко произнес мистер Герни, - В честь большой, сильной и отважной птицы. Но птицы не способны лететь в кромешной темноте, им нужен если не свет, то хотя бы ориентиры. Я должен знать, с какой силой я столкнулся, чего она от меня хочет и что я могу ей противопоставить. Вот почему вы семеро здесь и вот почему получили задаток. Тот из вас, который сможет мне что-то рассказать, прямо здесь, на месте, получит чек на триста фунтов. Итак, прошу. Можете соблюдать любую очередность, которая вам удобна, или тянуть жребий, мне все равно. Мне нужна правда. И я вырву ее из твердой скорлупы, даже если мне придется воспользоваться помощью самого Дьявола!

- Возможно, вам придется свести с ним знакомство скорее, чем вы думаете.

***

Воган улыбалась мистеру Герни своей жутковатой улыбкой, за остро заточенными зубами медленно двигался розовый язык.

- Что вы имеете в виду, мисс Воган?

- Эта монета, - она легко подняла со стола невзрачный золотой кругляш, - Я узнала ее. Эти символы… Они не алхимической природы, хоть и похожи. Я уже видела их – в трудах Жона Котты, хоть и в другом порядке. Вы, конечно, про него не слышали. Он жил в семнадцатом веке. Беспокойный врач из Ковентри, одержимый идеей о существовании злых духов и ведьм. Невежа и глупец, как и все из его окружения, однако небезуспешный – он составил объемный труд «Испытания колдовства», в котором перечислил многие признаки того, что человек практикует запретные ремесла и имеет связь с Князем Лжи. Под конец жизни обезумел, зарезал кухонным ножом жену и детей, отсек себе язык и пальцы, после чего кончил жизнь в Бедламе, но труд получился исключительно хорошим. Кажется, я знаю, откуда взялась эта монета.

- Откуда? – резко спросил мистер Герни, - Не скрывайте от меня ничего!

Воган прикоснулась пальцем к соверену, сдвинув его на дюйм или два в сторону, сделавшись похожей при этом на кошку, задумчиво играющую с блестящей безделушкой и размышляющую, не сбросить ли ее на пол.

- Это не просто соверен. Это Sunakō upahāra, - Воган произнесла это словно напевно, на неизвестном Лэйду языке, но сам язык показался ему зловещим, как хруст кости под топором мясника, - Проклятый дар. Задаток, который демон дает смертному, вступая с ним в связь. Интересно, кто бы это мог быть… Конь без одной ноги, безголовый всадни… Вероятно, Шамхазай. Его еще зовут Самаазай или Семиаз. Это демон. Злокозненная и хитрая тварь, бывшая некогда ангелом, но отринувшая свет Господень чтобы без помех вкушать ту пищу, которая более приятна ее естеству. Да, определенно. Я узнаю почерк и… - бледные крылья ее носа раздулись, вбирая в себя неведомый Лэйду аромат, - запах.

Мистер Герни отчетливо скрипнул зубами.

- Демон? Вы это всерьез?

Воган кивнула, не озаботившись даже придержать рассыпавшиеся по плечам смоляные локоны.

- Шамхазай никогда не приступает сразу к трапезе.