Это ещё что. Знала бы она, как офигивал сам Влад Мареш в моей пока ещё немного контуженной голове.

Хотел бы я вспомнить, когда и с кем в последний раз просыпался вот так в обнимку в одной «постели», но, увы. Пусто. Кажется, подобных и весьма исключительных для меня моментов не наблюдалось даже в мои золотые студенческие годы. А в постстуденческие так и подавно. Я не имел настолько абсурдной для меня привычки от слова совсем. Не говоря о том факте, что никто на моей кровати, кроме меня одного одинешенького больше никогда не спал.

И, хотя, мы проснулись не на моей хозяйской кровати и не в моей спальне, последнее открытие всё равно не могло не шокировать, как и не подействовать должным эффектом на неслабо обалдевшее сознание.

– И что… теперь дальше? – вполне закономерный вопрос, который я должен был задать себе с минуту назад, чтобы уже знать чёткий на него ответ.

Но я лишь неопределённо передёрнул плечами, успев к этому времени принять позу разомлевшего созерцателя. Подперев висок одной рукой, а другой всё так же продолжая удерживать Анну в недвусмысленном положении, я вроде как и без слов продемонстрировал то, что её ожидало дальше. Вернее, что её ожидало в самое ближайшее время.

– Ждёшь, когда я выставлю тебя за дверь?

– А разве… ни к этому всё шло?

– Твои действия с желаниями противоречат твоим словам, Энн. Может, тогда исключим последние из общего уравнения, чтобы не растрачивать на них силы и имеющиеся возможности? А возможности, судя по собственным ощущениям, у меня ещё остались немалые.

И я не просто озвучил вслух весьма банальную очевидность, но и решил закрепить их действием. Провести ладонью по шикарному бедру Серой Шапочки вверх к талии, потом к рёбрам и напоследок захватить во властный плен её полусонную грудку. И, само собой сделать парочку скользящих толчков между её ягодицами давным-давно проснувшимся членом, вжавшись мошонкой в её горячую киску с особым буквально животным наслаждением.

– Это всё равно ничего не меняет… – но она так и не послушалась, решив в который уже раз (видимо, по старой привычке) втиснуть свои пять центов в столь волнующий для нас момент. Причем именно тогда, когда я угрожающе нагнулся над её ошеломлённым личиком.

– Да бога ради. Главное, что не меняет возможности получить обоюдное для нас удовольствие, за которым ты сюда и пришла. Так что… самое время заткнуться или использовать более подходящие слова с выражениями для нашего дальнейшего мероприятия.

«Вы и есть этот самый ключ, мисс Одли. Ключ от всех дверей. Не сопротивляйтесь. Как бы ни было страшно, и что бы вас за ними не ждало, рано или поздно, но вам придётся это сделать. Перешагнуть эту грань и выпустить скрывающихся там демонов в наш мир.»

Из книги М.Хаксли

***

«Знаешь, это уже не смешно! Совершенно не смешно!»

«А кто говорил, что будет легко и просто? И разве я не предупреждал тебя об этом раньше?»

«Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?»

«Потому что ты и сама прекрасно знаешь на это ответ. И к чему сейчас всё это жеманное кокетство, а? Так понравилось вживаться в роль жертвы, что теперь не можешь остановиться?»

Опять небольшая пауза в несколько секунд перед тем, как замигает долгожданное слово «Печатает…»

Да, иногда нам приходилось возвращаться к своим старым скелетам, обмениваясь в месседже словесными колкостями, когда находили для этого подходящее время. И, само собой, когда не могли в тот момент смотреть друг другу в глаза и выяснять отношения напрямую. А в онлайн по видеосвязи Анна не желала выходить по той причине, что пряталась в те минуты где-нибудь на работе, чаще всего под боком у Карла.

Я бы мог, конечно, вызвать её на ковёр в свой рабочий кабинет, но сегодня, например, сделать это оказалось несколько проблематично. У меня как раз в этот день, аккурат после обеда, был назначен очередной медитативно мозгокопательный сеанс у доктора Новака.

Увы, но я так и не сумел убедить отца в том, что с моими мозгами всё в порядке, и никаких мистеров Хайдов я в последнее время по городу не выгуливал и встречных прохожих, включая кошек и собак, им не пугал. Вацлав Мареш оказался (как и следовало ожидать) железобетонно непробиваемым и столь же непримиримым в своих жёстких решениях. Если бы сказал отправить меня в морг, решив, что я уже давно ходячий труп, наверное бы сделал это, даже не задумываясь о последствиях ни на секунду. Хотя это и неточно, как любит говаривать небезызвестный всем президент.

«Это тебе, судя по всему, понравилось, раз до сих пор не можешь угомониться!»

Анна тоже продолжала держать свои принципиальные позиции до победного. Даже после того, как уже который раз за неделю кончала подо мной, а потом грозно клялась, что это уже всё. Больше она ни-ни! Не подустит меня к себе и ни за какие «премиальные» не раздвинет передо мной свои шикарные ножки.

«Влад, ну серьёзно. Найди себе кого-нибудь другого.»

«А почему ты так страстно этого хочешь? Когда ты стонешь подо мной и весьма натурально подмахиваешь, у меня складываются на этот счёт совершенно иные впечатления. Откровенно говоря, это попахивает шизофренией. И, кстати, на счёт последнего. Ты давно проверялась у нужного специалиста?»

Конечно, я писал это не всерьёз. Я был бы, наверное, самым последним человеком на Земле, кто бы посоветовал Серой Шапочке проверить своё серое вещество на наличие предполагаемых повреждений или иных аномальных отклонений.

«Влад, хватит стебаться! Ты прекрасно знаешь, о чём я с тобой говорю! Ты не самый удачный вариант для каких-либо отношений в принципе! Я не хочу с тобой встречаться, потому что ты всё равно когда-нибудь это прекратишь. Выбросишь меня из своей многообразной и чрезмерно бурной жизни, как наскучившую игрушку, и забудешь о моём существовании с появлением на твоём горизонте нового объекта сексуального интереса.»

«То есть, дело только за этим? Тебе страшно быть кем-то выброшенной или, проще говоря, отвергнутой?»

«Представь себе! Да, такое случается. Не все испытывают, подобно тебе, большого восторга от свободных отношений. Если для тебя всё это в порядке вещей, то не нужно думать, что и все остальные мыслят твоими категориями.»

Я бы мог ничего не отвечать по данной теме или же сменить её на более нейтральную. Тем более, я никогда раньше и ни с кем ничего близкого не обсуждал. А, если уж говорить начистоту, я вообще ни с кем не откровенничал, как и не стремился копаться китайскими палочками в чьей-то душе и скрытых там детских психотравмах.

Но что-то всё же дёрнуло меня написать то, что я тогда написал.

«Боишься, что вляпаешься в меня по самые уши, а я потом разобью тебе сердце, как самая последняя сволочь, коей я, в действительности, и являюсь?»

Хотел бы я представить эти слова беззлобной шуткой, но даже у меня они вызвали слишком уж натянутую и далеко невесёлую усмешку.