— Ну все… теперь уже топай, давай… И не смей ко мне лезть! Все! До свидания… вот же… малолетка на мою голову! — негромко засмеялась она.

*****

Наконец-то их перевели для занятий на левый берег Иртыша. Хотя у самого левого берега еще оставалась незамерзшей длинная полынья, и потому курсантам цепочкой приходилось обходить эту полосу, удлиняя маршрут чуть не вдвое. Ветер на льду реки практически каждый день заметал набитую лыжню, а потому этот переход каждый раз давался непросто.

Но руководство училища, видно — по договору с кем-то, периодически выгоняло курсантов и на лыжню на правом, городском берегу, чтобы обновить ее, и пробить снежные переметы, которые периодически образовывались.

Курсантов выручало еще и то, что зима в этот год… пока — по крайней мере, была теплая. То есть, «сопли морозить» — не приходилось, но, с другой стороны, обильные снегопады и метели не давали «куркам» расслабиться.

Стрельбище располагалось в старом, заброшенном карьере. По прикидкам Косова — где-то в месте расположения в будущем Парка 30-летия Победы. Но сейчас здесь была сплошная пустошь, перемежаемая старыми руслами Иртыша, обильно заросшими ивняком и прочей сорной растительностью. Карьер располагался чуть повыше, километрах в трех от реки. Многочисленные перелески — березняк, осинник, чахлые какие-то сосенки…

У кого-то из руководства училища возникла мысль — если курсанты добираются до стрельбища не быстро, то и времени терять нечего… Без толку бродить туда-сюда? Поэтому взводы курсантов — когда один, а когда и парочка, уходили на стрельбище на целый день. Курсантам, в качестве перекуса, выделялись тем самые, упоминаемые в рассказе Камылина, бутерброды — хороший ломоть хлеба и толстый кусок соленого сала. Кроме того, «курки» тащили на себе немалых размеров котел — вскипятить чай, который в виде заварки и сахара выдавался взводным «замкам». Воду предполагалось добывать, растапливая снег.

Кроме этого котла, курсантам приходилось тащить еще много разного имущества — кошмы, чтобы застелить старые лежаки на стрельбище; лопаты, чтобы чистить снег; инструменты и пиломатериал — дощатые мишени приходили в негодность весьма быстро. А когда началась учеба по пулеметам — то и «максимки» на санках, и «дэпэшки» — на плечах. А потом и ротные пятидесятимиллиметровые минометы, образца 1938 года. Минометы эти были новыми, только поступившими в училище.

— Это хорошо, что мы только их изучаем! — пыхтел рядом с Косовым Ильичев, — Вон… парни из пулеметно-минометной роты… восемьдесят два «мэмэ» на горбушках таскают. А это… не эти пять-десять килограммов. Там уже — шестьдесят!

— Но шестьдесят-то… они не до самого полигона на себе прут. Их же на машинах туда возят! — возразил Косов.

— Не… все равно… Там даже и по полигону — натаскаешься! С трубами этими, да с ящиками с минами! Хорошо, что я додумался не в ту роту записаться…

М-да… Все это было — нелегко, и довольно тяжело физически, но курсантам эти занятия — нравились. Курс обучения предполагал не менее двух дней в неделю занятий на стрельбище, и не менее двух занятий в неделю — по половине дня — физической подготовкой. То есть, как и понимал Косов, на теоретические занятия в аудиториях, времени оставалось не так уж и много.

Кроме того, какой-то «шутник» поставил в расписании в те дни, когда проводилась физподготовка, занятия в аудиториях — во второй половине дня. Это была… диверсия! Иначе и назвать это было невозможно. После половины дня, проведенной на свежем воздухе, после активных физических упражнений, да — после обеда? Который… обед, этот самый, был вполне себе сытный. И — в теплых аудиториях?

«М-да, до хрена же они усвоят все эти знания по общеобразовательным предметам, после такого… Жизнь курсанта, как исстари повелось — сплошная борьба! До обеда — с голодом, после обеда — со сном!».

Такие мысли возникали у Ивана всякий раз, когда он обозревал «сонное царство» в аудитории. Но и большинству преподавателей гражданских дисциплин, было — «до лампочки»!

Вот и сейчас… борясь со сном, заставляя себя делать хоть какие-то записи, Косов изо всех сил старался не выронить карандаш из руки. Такое случалось постоянно. Да ладно карандаш «сбрякает»! Гораздо отчетливее звучала встреча курсантского лба с деревянной столешницей, когда голова соскальзывала с руки, поставленной на локоть. Периодически то тут, то — там, раздавался этот гулкий «бам-с»!

«Ара», ответственно подходя к выполнению обязанностей «замка», периодически просил у преподавателя разрешения прервать лекцию, командовал: «Взвод! Встать! Смирно!» и заставлял товарищей приседать раз двадцать пять — тридцать. Курсанты взбадривались, выглядели огурцами. Но! Недолго… Да и Амбарцумян не входил совсем уж в блажь командирства. Ну «подкинет» он взвод разок за «пару»… Толку-то от этого?

«Как хорошо, что именно его, а не меня назначили «замком»! Я бы так не смог — и самому с серьезным видом слушать лекции, и взвод — вот так «вздрачивать»! Железный парень, этот представитель братского армянского народа!».

Кроме «ары», со всей серьезностью к лекциям подходил лишь Гиршиц. Да и тот… не всегда.

Ильичев, с момента назначения его помощником командира роты, на занятия стал ходить куда реже. Но это не значило, что он стал «манкировать» учебой. Просто дополнительных обязанностей у помкомроты было — до хрена и больше!

«Бляха-муха! До чего же в сон кидает… Нужно что-то придумать…».

На тактике, перед обедом у них были занятия — «Взвод в наступлении». Атаки отрабатывали — цепью, быстрым шагом; или — группами, перебежками. Ну и финал атаки — переход в штыковую на все те же, многострадальные мешки с соломой. Ну и «Ура!», конечно же! А как же без бравого суворовского натиска?!

Косов огляделся…

«Ага! Вот и объект созрел!».

Прямо перед ним сидел Андрюха Алешин, улыбчивый, неконфликтный парень, с которым у Ивана сложились вполне нормальные, приятельские отношения. Ну как — сидел? Курсант Алешин — самым бессовестным образом — спал! Подперев ухо рукой, с приоткрытыми глазами, уставившись в даль.

«И даже слюнку пустил… свинота!».

Свернув общую тетрадь в трубу, Косов подвинулся по скамье максимально близко к столу, фактически лег на него. Прикрываясь телом товарища, который не смог бороться с Морфеем, Иван поднес «трубу» тетради поближе к