раз пленили её мысли. Клэр несколько раз воображала то, как могли развиться события прошлой ночи, если бы она была немного смелее. М. был, безусловно, тем мужчиной, кто занял её мысли, вопреки скорби по Мишелю. Чувство вины постепенно отходило на второй план, каждый раз, когда она вспоминала глаза, смотрящие на неё из-под маски.

С дымно-серого неба падал снег. Клэр стояла у окна, от которого всё время тянуло холодом. С появлением мурашек на плечах она плотно завернулась в шерстяной платок. От её дыхания на стекле образовался запотевший кружок, на котором Клэр написала пальцами дату своего девятнадцатилетия: 17.12.1811.

Раздался тихий стук, и Клэр, решив, что это пришла Жюли, тут же поспешила к двери. Однако в коридоре было пусто. Оглядевшись по сторонам, она опустила глаза и увидела записку, на которой лежала белая роза. В этот момент на её лице невольно появилась улыбка. Глаза по-девичьи засияли, а руки тут же потянулись вниз. Сомкнув веки, Клэр поднесла розу к лицу и полной грудью вдохнула её лёгкий аромат.

Улыбка ещё длительное время не сходила с её лица. В прилагаемом к розе письме была всего одна фраза.

Tout se passera comme le veut le destin. Accepte ton destin [41].

Клэр пыталась понять, от кого была эта записка и что именно означали эти слова. Первым делом она подумала про М. Конечно, в душе ей хотелось, чтобы посланником был именно он.

Вскоре в комнату пришла Жюли. За сборами Клэр плавно выясняла ту информацию, которая была ей необходима для предстоящего вечера. Жюли немного рассказала ей о званых гостях, о платье, которое император распорядился купить для Клэр в качестве подарка, и о музыкальной программе. Из всего перечисленного Клэр больше всего волновали сведения о приглашённых. Она услышала несколько знакомых фамилий и стала обдумывать момент их встречи и свои слова.

– Во сколько, ты говоришь, начнётся приём, Жюли?

– Гости начнут съезжаться к семи часам, мадемуазель. Ваше платье доставят через час.

– Императору не следовало уделять столько внимания моему дню рождения.

– Мадемуазель, примете ли вы совет?

– Эм. Какой же? – от неожиданности Клэр подняла брови.

– Если Его Величество окажет вам знаки внимания, примите их. Он всё равно добивается того, чего хочет, и любыми способами. При дворе это известно всем. После развода с императрицей Жозефиной он чаще и уже без каких-либо стеснений принялся приглашать в свою спальню молодых женщин разных сословий. Но в основном его любви подвержены благородные дамы. Ходил слух, что однажды он пригласил в свой кабинет девушку и без прелюдий приказал ей раздеться. Бедняжка несколько минут простояла совсем нагая, после чего император приказал ей одеться и уйти.

– Зачем ты мне это рассказываешь? Его Величество знает о моей помолвке.

– Уверяю вас, что это не будет препятствием.

– Вместо того, чтобы верить грязным слухам, лучше бы занялась делом.

Жюли обиженно скривила лицо и отошла в сторону, убирая со стола шпильки для волос.

Время незаметно приближалось к семи, но за длительными сборами Клэр этого не чувствовала. За целый день никто больше не приходил в её комнату, поэтому все поздравления были оставлены на вечер. Жюли очень долго намывала ей волосы и только после полного высыхания начала накручивать их на раскалённые щипцы. За время пребывания при французском дворе Клэр отметила некоторые изменения в моде. Светские дамы крайне редко носили корсет, но это нововведение, смысл которого был в том, чтобы не сковывать тело, а позволять ему больше свободы, ещё не успело дойти до Петербурга. Женщины Парижа были легки и невесомы, словно греческие нимфы. И, так же как в Древней Греции или Риме, приветствовалась обнажённость. Муслиновые тонкие платья отныне модно было надевать без нижней сорочки. На вопрос Жюли, будет ли Клэр надевать под низ бельё, девушка с глубоким возмущением ответила утвердительно.

Она, словно прекрасная греческая статуя, сидела на стуле перед зеркалом, слушая, как Жюли собирает всё ненужное после сборов. Молочное муслиновое платье складками струилось по её телу на пол. Золотая вышивка бледно мерцала, словно померкшие на небе одинокие звёзды в свете луны. Прозрачные рукава были сделаны скорее для красоты, нежели для того, чтобы согреть.

Клэр грустно смотрела на отражение в натёртом до блеска зеркале и видела перед собой совершенно чужого человека. С этой печалью в глазах Клэр ещё больше была похожа на дам этого времени, у которых, как могло показаться, не было ничего, кроме бесконечной тоски и хрупкости. На её белой тонкой руке красовался браслет с изумрудами, подаренный императором Александром в качестве извинения за случившееся в подвале его дворца. После этого он ещё несколько раз одаривал её украшениями, чтобы как можно скорее расположить к себе.

Рыжие локоны были элегантно заколоты и украшены жемчужной подвеской. Клэр стала различать звук приближающихся шагов, который становился всё громче. Под дверью скользнула чья-то тень. Раздался стук.

– Можете войти.

– Я так и думал, что ты будешь ждать меня, – сказал вошедший в комнату Франсуа в белом, как снег, фраке.

– Я ужасно боюсь, Франс. Уже около получаса пытаюсь найти в себе смелость выйти в зал.

– Не о чем беспокоиться. Я буду рядом, – он ненавязчиво протянул руку и терпеливо ждал, пока Клэр её примет.

– Благодарю… Франсуа? – Его имя прозвучало из её уст так нежно и по-родственному, словно прежде не было между ними никакой вражды.

– Да?

– Прости меня, – прошептала она с горечью, словно на язык положили отвратное лекарство, которое не могло помочь от нужной болезни.

– Впору мне просить у тебя прощения. Я решил, что любовь можно контролировать. Что её можно навязать… Я ошибался.

– И всё же.

– Тебе не за что извиняться, Клэр, – перебил её Франсуа.

Клэр приняла его руку, и они вместе направились в зал, где уже начиналось торжество.

Музыка была легка и непринуждённа, оттого сильнее было слышно разговоры гостей. На высоких окнах висели ярко-красные массивные шторы. Всюду можно было увидеть зелёные растения, напоминающие пальмы. В центре зала находился стол, над которым висела хрустальная люстра. По соседству был зал для танцев, в котором как раз сидело несколько музыкантов.

Когда Клэр и Франсуа переступили порог зала, то вмиг почувствовали жуткий запах. Клэр с трудом старалась не обращать внимания, принюхиваясь к ароматам духов проходящих дам.

– Ты чувствуешь это? – сдерживая гримасу отвращения, спросила она Франсуа.

– Скоро привыкнешь.

Приглашённых было немного. В общей сложности Клэр насчитала человек пятнадцать без императора, его супруги и её с Франсуа. Проходя мимо гостей, Клэр невольно сравнивала высшее общество Парижа и Петербурга, замечая разницу во всём. В манерах, в речи, в