Признаться, после этих шатких доводов она с трудом взяла себя в руки, утешаясь тем, что тошнота совсем не показатель беременности. Тем более прошло совсем немного времени с той ночи, которую она в последний раз провела с Пашей. Так рано токсикоз не проявляется…

Даша понимала, что эти аргументы слишком слабы, чтобы окончательно успокоиться, ведь до традиционных «женских праздников» оставалось, по ее подсчетам, два, в крайнем случае три дня. И ей придется прожить их в тревоге из-за собственной безалаберности и только потому, что она забыла выпить пару нужных в таком случае таблеток.

Она подняла глаза на Алексея, тот, видно, заметил в них легкую панику и, кажется, о чем-то догадался, потому что сказал с едва заметной улыбкой:

— Какие ваши годы, Даша! Все у вас получится, я знаю! Вы отважная, сильная женщина! И очень красивая! — Его горло сжал спазм, и он быстро отвернулся. — Я всегда искал такую женщину, как вы! Но, как видите, опоздал!

— Алеша, — Даша положила свою ладонь поверх широкой мужской, — не надо сейчас! Вы, наверно, именно тот человек, который нужен мне на самом деле. Милый, заботливый, у вас получается самое трудное: вовремя поставить меня на место… Но Паша… Он погиб… С ним я поняла, как это чудесно, когда мужчина и женщина любят друг друга взаимно! Я не хочу вас обманывать! Вы мне приятны, но и только! Простите, я не могу… — Даша закрыла лицо ладонями. — Я не могу говорить на эти темы. Мне больно, горько, обидно! Я не пойму, почему у меня отняли любовь, за какие грехи наказали?

— Даша, милая, — Алексей отнял ее руки от заплаканного лица и вручил носовой платок: — Возьмите. Это матушкин подарок.

Даша взяла в руки кусочек шелка, развернула его и почувствовала, что стремительно, до свиста в ушах летит куда-то вниз, при этом сердце бьется где-то в горле и уже нечем дышать…

Но потеря сознания, скорее всего, была мгновенной. Правда, Алексей успел заметить, как побледнело ее лицо и неестественно быстро сузились зрачки. Даша уставилась на платок и развернула его дрожащими от ужаса пальцами. Три короны и голубка. Платок Александры… Господи, такое совпадение просто нереально, абсурдно и более чем нелепо!

— От-ткуда он у вас? — прошептала она, чувствуя, что ее начинает колотить нервная дрожь. — Этот платок… Я его недавно видела во сне… В ту ночь, когда вы спасли меня…

— Во сне? — изумился Алексей. — Но это невозможно! Матушка хранила его в шкатулке и никому не показывала. Я сам о нем узнал совсем недавно, тем утром, когда вы уехали на похороны Арефьева. Дело в том, что мой прапрадед, не удивляйтесь, был палачом, и этот платок ему якобы подарила девушка, которую отправили на виселицу за какое-то преступление против власти. Кажется, она состояла в «Народной воле»…

— Ее не казнили, ее помиловали в последний момент. Я видела это во сне. — Даша продолжала рассматривать платок.

Нет, она не могла ошибиться. Оба платка, и тот, из сна, и этот, который она наяву держала в своих руках, были абсолютно идентичны. Потом, палач, виселица, «Народная воля». Опять совпадения, и, кажется, совсем не случайные… Она подняла взгляд на Алексея.

— Знаете, я никогда не верила в переселение душ и в россказни, что человек проживает несколько жизней и якобы в каждой последующей стремится достичь того, чего не сумел добиться в предыдущих. Но теперь я думаю, видимо, в этом есть определенный смысл. Марфа Артемьевна нагадала мне, что у меня три дороги, три жизни. Верно, и в снах, которые я видела в последнее время, мне попытались подсказать, что в прошлом я сильно грешила, в грош не ценила людскую жизнь, за то и поплатилась сегодня… Сполна… И это не чужие грехи, это мои грехи… — Она вздохнула и перевела взгляд на икону Николая Чудотворца, которая висела на стене кухни рядом с окном. — Теперь я понимаю, почему я стала писать! Писатель обречен на одиночество. Если он склонен создать что-то стоящее, он должен отказывать себе во всем, забыть про соблазны и радости, про свои личные чувства и переживания. Только страданиями и одиночеством я могу искупить свои грехи. И надеюсь, я их искупила. — Даша прижала платок к глазам. От него шел слабый запах тлена… — Ваш платок не зря появился. Возможно, это снова подсказка. Во сне великая княгиня подала платок той, которая ее чуть было не застрелила, со словами: «Утрите ей лицо, оно у нее в крови!» А после эта девушка бросила платок палачу. «Утрись!» — выкрикнула она, потому что палач плакал навзрыд. Я не думаю, что его слезы были притворными, иначе платок не сохранился бы до наших дней. — Даша виновато улыбнулась. — Простите, что так сумбурно говорю. Все это, по крайней мере, странно! Я никогда не увлекалась мистикой, но сейчас готова поверить, что все в нашем мире действительно взаимосвязано, совсем как в той паутине, — она кивнула в сторону кухонного шкафчика, где паучок уже не сновал торопливо, а, притаившись в углу своей сети, караулил ужин, и, кажется, напрасно. — Только кто тот паук? Кто так искусно сплетает наши судьбы и решает, кого избрать жертвой, а кого палачом? Это страшно, несправедливо, но мы губим себя и своих близких, порой даже не замечая. Мы поступаем как палачи, при этом считаем себя жертвами. И не понимаем, почему непоправимое горе настигает нас зачастую в минуты наивысшего счастья или успеха! Или нам показывают, что равновесие не должно нарушаться? Нельзя быть абсолютно счастливым? Ведь абсолютно счастливы только идиоты. И за грехи, которые ты совершил в прошлом, неважно, в шкуре ли благородной дамы или юной фанатички-революционерки, все равно рано или поздно придется отвечать, и если не сейчас, то в будущем своем воплощении…

— Даша-а! — Алексей поднялся из-за стола. — Вам пора ложиться спать. Завтра вы непременно расскажете мне о своих снах. Но сейчас уже поздно. Вам нужно отдохнуть.

— Я их рассказывала Оляле, — Даша печально улыбнулась. — Он сказал, что мои сны — отображение скрытых комплексов. Но я никак не думала, что в них есть другой, скрытый смысл. И, если бы вашей матушке не пришло в голову отдать мне этот платок, вполне возможно, я про эти сны и не вспомнила бы.

Признаюсь, я хочу узнать о них подробнее, — Алексей уперся костяшками пальцев в столешницу и исподлобья посмотрел на Дашу. — Я прагматик и не склонен верить в перевоплощения и переселение душ. Но скажу вам одно определенно: вы — не жертва и, конечно же, не палач! Вы — писатель, очень своеобразный и талантливый, который любит своих читателей и пытается спасти, уберечь их от грязных соблазнов. Вы та же служба спасения, но спасаете не тело, а душу. А это гораздо сложнее, чем просто извлечь человека из-под обломков, обогреть, накормить его… — Алексей продолжал говорить, а Даша смотрела на него и не могла поверить своим глазам. А может, это снова разыгралось ее воображение. Перед ней как наяву предстала вдруг Марфа с чайной чашечкой в руках. Даша даже голос ее услышала:

— На донышко посмотри.

Даша вгляделась в разводы кофейной гущи. Там очень ясно просматривалась фигура то ли человека, то ли застывшего в прыжке льва, только без обычной для него гривы.

— А это кто?

— Тот человек, что по жизни твой, по судьбе, — вздохнула Марфа. — Встретишь, не упускай! Иначе вся жизнь пойдет наперекосяк, что у тебя, что у него!