или, по крайней мере, веселее, чем была с самого раннего детства. То ли с возрастом, то ли благодаря щедрому изобилию стола мисс Лэйн, то ли потому, что здешний воздух и быт ей подошли, худенькая Лорина фигурка наконец округлилась, румянец на щеках стал ярче, и девочка теперь ощущала такой прилив энергии и бодрости, что скорее танцевала, чем ходила по дому и саду, и ей казалось, что она никогда не устанет.

Возможно, одной из причин являлось освобождение от прежних семейных забот. Дома Лора была второй матерью для своих младших братьев и сестер и разделяла с Эммой многие обязанности. Теперь она была самой младшей обитательницей дома, хозяйка которого обращалась с ней как с ребенком. Мисс Лэйн порой даже баловала Лору, называла ее «моя крошка» и дарила ей прелестные безделушки, наперед зная, что они понравятся девочке. Старая служанка Зилла ее терпела, поскольку обнаружила, что теперь под рукой есть кто-то, кого всегда можно отправить за чем-нибудь наверх, «а то мои бедные ноги совсем не идут», снять с веревки белье и принести его в дом, если начался дождь, или послать в низенький тесный курятник за яйцами. Зилла по-прежнему иногда называла Лору «маленькая фря», пророчила ей всяческие беды, а однажды, будучи в чрезвычайно дурном настроении, заявила, что «наша хозяйка еще пожалеет о том дне, когда привела сюда эту безмозглую девицу», но лишь потому, что Лора случайно наследила на только что вымытых плитах пола. Часто служанка бывала довольно благодушной, и в целом их отношения можно охарактеризовать как состояние вооруженного нейтралитета.

Мэтью нейтралитета не придерживался. По его словам, если ему кто-то понравится – то уж понравится; а если нет – лучше тому человеку держаться от него подальше. Его симпатия к Лоре приняла форму добродушного подтрунивания. Он подсмеивался над ее нарядами и уличал девочку в том, что она по два раза в месяц переделывает свою парадно-выходную шляпку. Однажды Лора в очередной раз трудилась над нею, а Мэтью случайно застал ее за этим занятием на кухне и поинтересовался, что это она задумала. Девочка ответила, что пытается сделать тулью чуть ниже, и он предложил отнести шляпку в кузницу, положить на наковальню и стукнуть по ней кувалдой; эта шутка стала дежурной, Мэтью повторял ее всякий раз, когда Лора появлялась в какой-нибудь обновке. У него имелся большой запас подобных острот, которые он постоянно повторял с намерением повеселить девочку.

Мэтью был маленький сгорбленный старик с водянистыми голубыми глазами и рыжеватыми бакенбардами. По его виду никто не догадался бы, насколько это важная персона в глазах местных фермеров и землевладельцев. Он был не только кузнецом, но и коновалом, и, как утверждали, таким могла похвастаться не каждая местность. В самом деле, казалось, что к лошадям Мэтью относится лучше, чем к людям; он понимал и умел лечить их от многих недугов, так что кэндлфорд-гринские владельцы лошадей редко посылали за ветеринаром.

В так называемом шкафчике Мэтью, висевшем высоко на стене кухни, хранились снадобья, которые он применял. Когда кузнец открывал дверцы, за ними можно было увидеть сосуды всех форм и размеров: большие флаконы с мазями, закупоренные пробками стеклянные пузырьки с порошками и кристалликами, а также несколько синих бутылочек с ядом, на одной из которых, объемом не меньше пинты, имелся ярлычок с надписью: «Лауданум». Мэтью подносил эту бутылку к свету, слегка встряхивал ее и говорил:

– Бокал этого зелья не повредил бы некоторым моим знакомым. Оно навсегда избавит их от мигреней, а заодно и от капризов – и всех окружающих тоже.

Это была еще одна из шуточек Мэтью. Врагов у него не было и, насколько известно, близких друзей среди ему подобных тоже. Вся его любовь без остатка была отдана животным, особенно тем, которых он вылечил от какой-нибудь болезни или травмы. Если случался тяжелый отел у коровы, отказывалась от корма свинья или предстояло распрощаться с дряхлым, немощным псом, посылали за Мэтью. У него был ручной дрозд, которого он нашел в поле со сломанным крылом и принес домой, чтобы вылечить. Ему в какой-то мере удалось выправить крыло, но птица по-прежнему могла только махать крыльями, но не летать, поэтому он купил для нее круглую плетеную клетку, которую повесил на стену на улице у задней двери. Ежедневно во время перерыва на обед Мэтью выпускал дрозда погулять, и тот скакал за хозяином по саду, точно мячик.

Молодые подмастерья, называвшие Лору «мисси», редко обращались к девочке на людях, но, встречаясь с ней наедине в саду, предлагали принести ей грушу, сливу или показать недавно распустившийся цветок, интересовались, видела ли она новых котят старушки Тибби в дровяном сарае, и при этом отчаянно краснели, что приводило в восторг Лору, которая любила бесшумно подкрадываться к ним в своих новых туфлях на резиновой подошве.

Эта легкая обувь, в которой Лора скакала и прыгала, тогда как ей следовало чинно ходить, представляла собой тонкие туфли с потрепанного вида серовато-черным матерчатым верхом, ныне известные под названием «кеды». Незадолго до описываемого времени такая обувь приобрела популярность у женщин и детей из состоятельных семей, которые носили ее на морских курортах. Теперь же «мягкие туфли» появились и в сельской местности, летом в них щеголяли и мужчины, и женщины, и девочки, и мальчики. Вскоре было сочтено, что они не годятся для сырой погоды и неровных проселков, и их вытеснили новые модели из оленьей кожи или парусины для игры в теннис и крокет, но одно-два лета «мягкие туфли» были писком моды, и молодежь, приученная к жесткой, тяжелой кожаной обуви, блаженствовала.

Мисс Лэйн до сих пор придерживалась старого деревенского обычая, бытовавшего у женщин среднего класса, – одна большая стирка раз в полтора месяца. В ее юности считалось, что стирка раз в неделю или через неделю – свидетельство бедности. Чем зажиточнее была семья, тем больше смен белья имелось у ее членов и тем реже его стирали. Вот почему наши бабушки считали предметы нижнего белья дюжинами. А нижнее белье, которое тогда носили, в тазу между делом не простирнешь. Его надо было кипятить, подсинивать и долго отглаживать. Возможно, прачечные уже существовали, хотя Лора никогда не слыхала ни об одной прачечной в окрестностях. Несколько обитательниц бедных коттеджей подрабатывали стиркой, но в основном женщины стирали белье сами, у себя дома.

К мисс Лэйн на большую двухдневную стирку приглашали профессиональную прачку, которая прибывала в понедельник в шесть часов утра в чистом фартуке и капоре, с висевшей на руке большой открытой корзиной, в которой лежали второй, дерюжный, фартук