– Яблочный сидр, – пояснила она. – Я решила, тебе не стоит мешать спиртное с лекарством.

– Да, конечно.

Сара подняла стакан:

– За наш второй медовый месяц.

– Наш второй медовый месяц, – эхом откликнулся Мэйкон.

– Двадцать один год вместе.

– Двадцать один, – повторил Мэйкон. Однако срок.

– Или, ты считаешь, двадцать лет?

– Нет, двадцать один, все верно. Мы поженились в тысяча девятьсот…

– Я в том смысле, что прошлый год мы жили порознь.

– А. Нет, все равно двадцать один.

– Ты думаешь?

– Последний год был всего-навсего очередным этапом в нашем супружестве. Не волнуйся, двадцать один.

Чокнулись.

Главным блюдом стало консервированное мясо на французской булке, на десерт – персики и клубника, которые Сара ополоснула под краном. Все это время она балаболила, и Мэйкон почувствовал себя дома.

– Я не говорила, что пришло письмо от четы Эвери? Возможно, в конце лета они заедут в Балтимор. И вот еще, приходили из санэпидстанции.

– Да?

– Термитов не обнаружили.

– Слава богу.

– Я почти закончила свою скульптуру, мистер Армистед сказал, это мое лучшее творение.

– Ты молодец.

– Я знаю, ты считаешь мои занятия чепухой… – Сара свернула последний пакет.

– С чего ты взяла?

– Конечно, ты думаешь, немолодая тетка изображает из себя художницу…

– Кто тебе сказал?

– Знаю, знаю, не притворяйся!

Мэйкон хотел сползти по подушке, но болевой спазм этого не позволил.

Сара разрезала персик и, подсев к Мэйкону, подала ему дольку.

– Я хотела спросить, – сказала она. – Это из-за мальчика?

– Что?

– Тебя потянуло к той женщине из-за ее ребенка?

– Сара, даю слово, ни сном ни духом я не знал, что она потащится за мной.

– Да, я это поняла. Меня интересует вопрос ребенка.

– Какой вопрос ребенка?

– Помнится, однажды ты сказал, что мы могли бы родить еще одного малыша.

– Ну это было просто… Я сам не знаю, что это было. – Мэйкон отдал ей персик, есть не хотелось.

– Наверное, ты был прав.

– Что? Нет, Сара, это была кошмарная идея.

– Да, оно пугает. Не скрою, мне было бы страшно рожать.

– Вот именно. Мы слишком старые.

– Нет, я о том, в какой мир мы отправим ребенка. Вокруг столько зла и опасности. Конечно, всякий раз я бы сходила с ума, выпуская его на улицу.

Внутренним взором Мэйкон увидел Синглтон-стрит, маленькую и далекую, точно зеленая карта Гавайев: нарисованные человечки весело драили ступени, копались в машинах, брызгались водой из пожарных гидрантов.

– Да, все верно, – сказал он. – Но это как-то… согревает, правда? Многие пытаются в меру сил быть ответственными и добрыми.

– То есть ты согласен на ребенка? – спросила Сара.

Мэйкон сглотнул.

– Наверное, нет. Похоже, время упущено.

– Значит, мальчик ее ни при чем.

– Слушай, с этим все кончено. Давай закроем тему. Я же не устраиваю тебе допрос, правда?

– Но вместе со мной никто не приехал в Париж!

– А если б приехал? Думаешь, я бы винил тебя в том, что кто-то без твоего ведома сел в самолет?

– Еще до взлета.

– Что? Ну не в полете же!

– Ты увидел ее до взлета. Ты мог подойти и сказать: «Нет. Уходи. Сейчас же. Все кончено, я не желаю тебя видеть».

– У меня собственная авиалиния, что ли?

– Ты мог ей помешать, если б захотел. Мог совершить поступок.

Сара встала и начала убирать со стола.

Она выдала ему очередную таблетку, но Мэйкон зажал ее в кулаке, не рискуя шевельнуться. Он лежал с закрытыми глазами и слушал, как Сара раздевается, пускает воду в ванной, накидывает дверную цепочку, выключает свет. Когда она осторожно забралась в постель, спину кольнуло, но он не подал виду. Почти сразу дыхание ее стало ровным. Конечно, у нее был тяжелый день.

Мэйкон думал о том, что в своей жизни редко совершал поступки. А если честно, то ни разу. Женитьба, смена работы, связь с Мюриэл, возвращение к Саре – все это случилось само. Не вспомнить ни одного важного поступка, который он совершил по собственной воле.

И что, начинать уже слишком поздно?

Нет никакой возможности стать другим?

Мэйкон разжал кулак и выронил таблетку под одеяло. Уж лучше тревожная бессонная ночь, чем снова плавать в забытьи.

Утром он отправился в поход от кровати в ванную. Побрился и оделся, на каждую процедуру потратив изрядно времени. Потом, медленно передвигаясь по номеру, собрал свои вещи. Самым тяжелым предметом оказалась «Мисс Макинтош, моя дорогая»; после недолгого раздумья он вынул книгу из сумки и оставил на комоде.

– Мэйкон, – окликнула его Сара.

– Хорошо, что ты проснулась, – сказал он.

– Что ты делаешь?

– Я уезжаю.

Сара села в кровати. На щеке ее остался след от подушки.

– А как же твоя спина? И у меня назначены встречи! И мы хотели провести второй медовый месяц!

– Милая… – Мэйкон очень осторожно присел на кровать. Взял Сару за руку. Сара не шелохнулась, только смотрела на него.

– Ты уходишь к ней, – сказала она.

– Да.

– Но почему?

– Я так решил. Всю ночь об этом думал. Решение далось непросто, совсем непросто, поверь.

Сара все смотрела на него. Безучастно.

Мэйкон медленно встал и побрел в ванную за бритвенным несессером.

– Это все таблетки! – выкрикнула Сара. – Ты сам сказал, они тебя вырубают!

– Я не выпил таблетку.

Повисло молчание.

– Ты просто хочешь поквитаться за то, что я уходила от тебя? – спросила Сара.

Мэйкон положил несессер в сумку.

– Нет, милая.

– Надеюсь, ты понимаешь, во что превратится твоя жизнь. – Сара вылезла из постели. В ночной сорочке она встала перед Мэйконом, обхватив себя за голые плечи. – Вы будете несуразной парой, которую никто не пригласит в гости. Тебя никто не поймет. Люди станут гадать: господи, что он в ней нашел? Где у него глаза-то были? Уму непостижимо, как он с ней живет? А ее друзья то же самое скажут о тебе.