– Это? Да!

– А разве в таких обстоятельствах люди не тянутся к сильным, уверенным, знающим? Разве людям хочется сидеть среди пепелищ и рассказывать друг другу, насколько положение ужасно? Им хочется, чтобы кто-то вышел вперёд и сказал: не нужно страшиться, не нужно сомневаться, идите за мной!

Нимата молчал. Санира осторожно подполз к нему.

– Перережешь верёвки?

– Ты думаешь, я забыл, как ты надо мной измывался? – взвился его друг. – Как ни один лиходей ещё не измывался над своей жертвой!

– Я не хотел. Ты задал вопрос, и я на него отвечал…

– И совсем не пытался устроить из этого представление? – горько спросил Нимата.

Протянул руки и нащупал в темноте связанные щиколотки Саниры. Гораздо труднее оказалось найти камень, отброшенный в гневе, и некоторое время было слышно, как Нимата шарит по полу. Наконец, нашёл, верёвки натянулись, и он принялся их резать.

– Нет, – вдруг сказал Нимата. – Это не Гарола. Если уж устраивать победоносный поход на лесных, то и смерть Радиги нужно было обставлять как деяние дикарей, а не змеепоклонников. Чтобы весь Город сразу потребовал отмщения! Вкопать рядом с мертвецом идола, случайно «потерять» дикарский топор или стрелу, использовать верёвки лесных, тело завернуть в плохо выделанные шкуры… И уж, конечно, не разжигать тринадцать костров, не привязывать к рукам и ногам Радиги змей, не засовывать в череп тряпочку с изображением бога!

– Да, ты прав, – легко согласился Санира. – Это один из многих доводов в защиту Гаролы!

Нимата выпустил воздух сквозь зубы и изо всех сил ударил Саниру кулаком по ноге, прямо в кость под коленом.

– Ты опять со мной играешь! – прошипел он. – Я тебе горло перегрызу!

Санира поморщился от боли, но сумел не дёрнуться. Камень в руках его друга совершил ещё несколько движений туда-сюда, пока верёвки разом не упали.

Юноша, кряхтя, охая, то и дело замирая, кое-как поднялся на ноги. Даже выпрямиться было больно. О том, чтобы ходить, и речи быть не могло.

Нимата начал разрезать путы на своих ногах.

– А Такипи? – говорил Санира. – Уж кто должен был ненавидеть Радигу, так это она! Именно ненавидеть! Ведь он…

– Да брось! – перебил его Нимата. – Я уверен, ты можешь рассказать, почему подозревал, а потом почему перестал подозревать Такипи, мою тётку, свою бабку, старого Тотару, Чивати…

– Сёстры-богини! О Чивати-то я и не подумал! – хохотнул Санира.

Он несмело стал делать мелкие шажки, чувствуя, что ноги едва держат его, а кожу покалывает множество игл.

– Думаю, ты даже подозревал сам себя…

– О да!

– А ты можешь просто, без красивых, но ненужных историй, рассказать, кто же всё-таки лиходей? – спросил Нимата.

– Ну, – развёл руками Санира, – остаются только вероотступники…

– …и купцы, – в тон ему произнёс Нимата.

Камень несколько затупился. Теперь он не столько резал, сколько перетирал нити.

– Торговцы, конечно, заработали, но далеко не столько, чтобы ради этого сжигать целый Город. Как бы дорого ни стоил теперь мешок пшеницы, их, этих мешков пшеницы, у странников всё равно было не слишком много. Бовина заработает несколько больше, но в ночь пожара никто не мог предвидеть, что Гарола захочет заключить с ним сделку на пшеницу осенью. И опять же, стоило ли ради этого сжигать целый Город?

Нимата согласно хмыкнул.

– И вероотступники отпадают, потому что не было никаких следов мелких ритуалов, с которых лиходеи должны были бы начинать…

– А купцы-вероотступники? – буркнул Нимата. – Свои начальные обряды они бы совершали в других краях. Странники ведь постоянно кочуют!

Санира замер. Как такое возможно, что он постоянно упускает очевидные вещи?!

– Ну да… – неуверенно сказал он. Потом вдруг просиял: – Нет! Конечно, нет! Зачем вероотступникам нарочно разбрасывать зажигательные стрелы спустя пять дней после пожара?! Как это служит их божеству?

Теперь уже Нимата задумался.

– У меня есть другое объяснение, – с некоторым сомнением произнёс Санира. Он столько раз уже ошибался, что теперь ни в чём не был уверен до конца.

В ногах появилась сила, и юноша прошёлся по комнате, с удовольствием ощущая, что вновь владеет собственным телом.

– Что ты там возишься с этими верёвками?! – буркнул он, остановившись рядом с Ниматой.

– Сейчас снова получишь! – огрызнулся тот.

Где-то вдали завыли волки. Долго, протяжно.

Санира таращился в темноту. Нимата не двигался.

– Ближе, – прошептал он. – Мне кажется, они теперь ближе.

– Нет, вроде там же, – шёпотом ответил Санира.

Друзья замолчали, прислушиваясь.

– Так вот, – нерешительно, всё ещё полушёпотом заговорил Санира. – Что бы ты сделал, если бы не хотел, чтобы Город уходил на новое место?

– Ну, теперь это все знают. Нужно устроить пожар.

– Ты не понял, – покачал головой Санира. – Цель не в том, чтобы мы остались на старом месте, а в том, чтобы не появились на новом.

– Давай без загадок, – сердито сказал Нимата. – Кто лиходей и зачем он всё это сделал?

– Ты устраиваешь пожар, и Город остаётся на месте. Это предсказуемо, так велят обычаи. А как сделать, чтобы горожане не отослали передовой отряд занять новое место?

Нимата потрогал пальцем кромку камня, которым резал верёвки, шмыгнул носом.

– Ну, все и так боятся разделять Город… – пробормотал он. А потом решительно добавил: – Напугать людей. До ужаса. До ощущения немыслимой жути…

Санира в очередной раз удивился своему другу.

– Настолько, чтобы люди значительно больше боялись отсылать мужчин из Города, чем потерять новое место! Никто не способен жить в постоянном страхе и при этом позволить, чтобы самые сильные защитники ушли.

– Ты знаешь, – сказал Санира, – мне понадобилось несколько дней, чтобы до всего этого додуматься.

– А ведь ты мог просто подойти к старому другу и спросить… – зло процедил Нимата, вновь принимаясь за верёвки.

Санира вздохнул.

– Именно для того, чтобы страх горожан перерос в ужас, лиходей изображал поклонение богу-Змею среди горящего Города, сжёг женскую фигуру, принёс человеческую жертву, разбросал зажигательные стрелы…

– Да понял я, понял! – раздражённо проворчал Нимата.

– Кстати, утром сразу после пожара я мог увидеть подготовку представления с горящей женской фигурой, увидеть, кто и чем занимается на дне оврага, но меня отвлекли, увели в другую сторону ненужным грабежом. Они хотели сжечь одежды Наистарейшей во время городского совета, но помешал ливень. Пришлось сушить наряд и повторять попытку на другой день.