В какой-то момент Санире удалось извернуться, он выскользнул из хватки и свалился на землю. Его связанные руки не смогли смягчить падение, он ушиб плечо и зашипел от боли. Тут же появился Кивана и не глядя двинул его по рёбрам. Санира взвыл.

– Заткнись! – буркнул мужчина, и его кулак завис перед глазами.

Юноша заставил себя стиснуть зубы.

Его вновь подняли и понесли к дому. Он продолжал вырываться, но уже без прежней решимости. Связанным всё равно никуда не убежишь.

Камень, на котором поворачивалась растрескавшаяся от времени дверь, жалобно взвизгнул. Над головой проплыла притолока, ночные звёзды исчезли, сменившись полной темнотой. Ноздри уловили пыльный запах застоявшегося воздуха.

– Ничего не видно! – донёсся голос Паравы. – Дайте огня, а?

Через дверь вплыл один факел, за ним другой. Стали видны растрескавшиеся брёвна, посыпавшаяся там и тут замазка на стенах, развалившиеся корыта на полу. Под ногами мужчин заскрипели толчёные раковины и сланцевая крошка.

– Бросайте их у алтаря. Заодно и о богинях вспомнят.

Саниру, как куль с пшеницей, свалили у дальнего торца дома. Да так, что его голова едва разминулась с камнем, отвалившимся от цветка жертвенника. Юноша засопел, покосившись на алтарь, но жаловаться не стал.

Чуть поодаль уже лежал Нимата. Он был напуган. Так же, как и Санира.

Парава осмотрелся, постучал ладонью о край окна, несильно попинал пленников ногой.

– Ну что, искать следы злоумышленника мы всё равно сегодня уже больше не будем… – проговорил он. – Завтра выходим на лесных, послезавтра – сражение… – Взглянул на своих товарищей. – Вернёмся дня через два, а?

Кто-то кивнул. Кто-то пожал плечами. В тесной комнате огонь факелов давал множество теней, беспрерывно прыгающих с места на место, шевелящихся, колышущихся. В их неверном свете лица мужчин были неузнаваемыми.

– Можно, конечно, прислать за ними кого-то, кто воевать не идёт… – продолжал Парава, будто в сомнении. – Младших братьев, например? Завтра. За одну ночь с этими ничего не случится, даже проголодаться не успеют. – Он подхватил копья юношей и поставил их у входа. – Если сумеете освободиться, – буркнул, – будет чем от зверья отбиться, а?

Мужчины заулыбались.

Парава затушил и бросил рядом с копьями один из факелов.

– А это чтобы в темноте было не так страшно.

Его губы расплылись в ухмылке, и вся четвёрка весело загоготала.

1

Заброшенный дом глинокопов

Тревога прорастала сквозь Саниру. В груди засело что-то неприятное, томительное, тяжёлое.

– Ты здесь? – спросил он шёпотом и сам же вздрогнул: столь неуместным, неловким показался ему в полной тишине звук собственного голоса.

Вопрос был глупым. Очевидно, что Нимата был где-то рядом.

– Да, – столь же тихо ответил его друг. Судя по звуку, он лежал в шаге или двух от Саниры. – Кстати, уже второй день хочу тебе сказать, что ты негодяй!

Опять сгустилась тишина. Кажется, стало ещё темнее, хотя этого, конечно, быть не могло. Как и в любом доме, здесь тоже было окно – круглая прорезь в стене над алтарём. Чернота внутри была настолько густой, что ночное небо выделялось в этом отверстии ярким пятном. Оно, конечно, ничего не освещало. Скорее, наоборот, делало темноту плотнее.

– Ну, ты добился чего хотел? – спросил Нимата. – Что за бред ты нёс? Лесная! Охотники! Олень! Ты в своём уме?

Санира усмехнулся, благо в полной темноте этого не было видно.

– Неважно, поверили они или нет, – ответил он. – Главное, чтобы эта история показалась им занимательной и они её пересказали. Пусть даже как шутку.

– Кому?

– Своим домам. Когда у костров будут зубоскалить о нашем пленении…

На несколько мгновений стало тихо. Потом Нимата спросил:

– Зачем?

– Всем будет интересно! – пробормотал Санира. И добавил: – Давай снимем верёвки.

Эх, если бы знать, что всё кончится так безнадёжно! Предвидеть, что их бросят здесь, связанными, посреди ночи, так далеко от Города. В нескольких шагах от места, где было найдено тело Радиги…

Юноши задвигались на полу. В плотной черноте, царившей вокруг, никак не удавалось прижаться друг к другу спинами так, чтобы руки оказались на одном уровне.

– Да не шевелись ты! – буркнул Санира. – Только мешаешь!

– Ну да, – возмутился Нимата. – Это я тебе мешаю! Не ты мне!

Однако замер.

Поёрзав, Санира нащупал связанные руки товарища. Пальцы судорожно забегали по узлам. Сразу стало понятно, что затягивали верёвки на совесть, очень туго. Ни щели, ни слабины, ни малейшей неровности, за которую можно бы было зацепиться.

– Ты что, знаешь, кто поджёг Город и умертвил Радигу? – спросил Нимата.

– Не знаю, но у меня есть мысли, – откликнулся Санира, повторяя чужие слова. – Думаю, наша история про оленя заставит лиходея прийти сюда.

Нимата чувствовал, как натягиваются и дёргаются верёвки, как ногти товарища царапают кожу на запястьях, как пальцы раз за разом срываются с петель.

– Зачем ему сюда идти?

– Чтобы умертвить нас, – со вздохом произнёс Санира.

Нимата дёрнулся, разворачиваясь. Запястья исчезли где-то в темноте.

– Ты что! Ты… – Нимата замолчал, не в силах подобрать слов.

– Нам нужно побыстрее избавиться от пут! – раздражённо сказал Санира. – Я не хотел этого. Откуда я мог знать, что эта самовлюблённая погань бросит нас здесь связанными? Я-то думал, мы утром выйдем из Города, лиходей скрытно последует за нами, и мужчины наших домов его схватят.

Зависла тяжёлая тишина. Нимата молчал. Не было видно, что он делает, что выражает его лицо, но спустя какое-то время его запястья вновь ткнулись в руки Саниры.

– Ты мерзавец из мерзавцев! – сердито буркнул Ни мата.

Санира заставил себя сделать глубокий вдох и медленный выдох. Колотилось сердце. В голове засели страх и досада. Пытаясь отыскать узлы, он случайно дёрнул верёвку, и его друг ойкнул.

– Ты мне так руки вывернешь!

В тишине комнаты было отчётливо слышно дыхание Саниры, шуршание одежды да сдавленное, через зубы, шипение его друга, когда пальцы задевали участки стёсанной кожи.

– А что! – заговорил Нимата. – Здесь ведь лиходею хорошо! Знакомое место, тихое, пустынное… И мы уже связанные. Приходи, пытай, умерщвляй! Хочешь – режь. Хочешь – головы камнями проламывай. Или вот можно попробовать нас в этом доме живьём сжечь. Говорят, вероотступники любят живьём жечь… – голос Ниматы дрогнул. За видимой лёгкостью тона прятался страх.