– Да так, с ночными светилами.

– А-а-а, – многозначительно протянул служитель церкви. – То дело полезное. Можно и истину познать да уверовать.

– Уверовать во что? В Бога, что ли, твоего Единого? – ухмыльнулся воевода.

– А ты не смейся, он чудеса разные делать может.

Волк заинтересованно посмотрел на духовника.

– Святославе только чудо выжить поможет! Она доверяла тебе и всегда тебя слушалась. Вот и помоги ей, волхв Бога Единого. У своего бога чудо для нее выпроси!

– На все милость Божья, и не от моих просьб она зависит. Решит Бог спасти ее – спасет. А коли другое, значит, так тому и быть. Но будем молиться. Будем просить о милости Божьей, чтоб оставил с нами, грешными, Тодорку славную, – и духовник ознаменовал себя крестным знамением, шепча под нос молитву. – А коли услышит Бог наши молитвы и спасет девицу, поверишь во Христа, Бога Единого? – спросил духовник воеводу, косясь на него исподлобья.

– Поверю, всем сердцем поверю! – поклялся Волк.

– Грехов на тебе много, трудно будет чудо выпросить.

– А я не за себя прошу, за нее. Она только добро всегда в себе несла да любовь, сам о том ведаешь.

– Ну что ж, попросить-то можно. И ты тоже Бога проси о милости, а не на звезды гляди. Тем все равно. Светили до нас и будут после нас светить.

И главный духовник, взглянув многозначительно на небо, в избу направился, где девица лежала полумертвая.

Ночь длинная была да на редкость холодная. Будто сама природа пригорюнилась от смертей и крови, что пролилась на землю сегодня и коей много еще прольется. Даже совы не ухали, чуяли – что-то страшное грядет.

Радомир сидел на стенах, на звезды поглядывая. Не увидит он более Милу свою славную. Не поцелует более в уста ее спелые. Да и сынишек не приголубит. Тоскливо на сердце оттого было. Но витязь не решился Переяславец покинуть. Пусть сгинет он завтра в битве ратной, да только слава о них по всем землям русским пойдет, как не убоялись врага, силами превосходящего, как бились славно бок о бок с другами. Вот и сынишки его на той легенде вырастут и отца добрым словом попомнят. А что есть в мире этом важнее, чем память о тебе потомков славная? Вот и храбрился Радомир, как мог, мыслями этими.

Под тем же небом ночным Мстислав сидел да думы свои думывал. Тоже на звезды глядел. Хотелось ему побольше врагов завтра уложить да сгинуть славно на поле ратном. Незачем ему жить более. Святослава померла, радость его последняя. А даже если и не померла еще, так все равно с ним не будет. Вон как Волка защищать бросилась, будто и вовсе не сотника невеста. Что же за нить такая таинственная ее с воеводой через всю жизнь связывала? Кою ни временем, не жестокостью, ни предательством не разорвать. Не дано было Мстиславу в жизни повстречать любовь такую сильную. Думал, что в женке прежней встретил спутницу жизни, ан нет, и та от него ушла в мир духов и теней. Видно, сам Перун хочет, чтоб он только ему служил, Ладе места не давая. Раз Перун так желает, значит, и сложит он завтра буйную голову свою во славу Руси Киевской.

Под небом тем ночным вся дружина сидела, ждала своего часа да звезды рассматривала. Вон они какие яркие да лучистые. Примут завтра их всех в свои объятия. Жаль только, что родные люди не узнают, что это они, воины славные, им с неба ночного светить впредь будут да оберегать.

Волк тоже те звезды видел, да ни о чем думать не мог. Пуста душа его была. Он впервые в жизни столь глухую тишину внутри себя ощущал. Видно, теперь всегда так будет, коли помрет девица светлая. Вот и почувствовал воевода не на словах, а на деле, как это, когда твоя половина по миру ходит, а потом умирает. Сразу и часть тебя умирает вместе с ней. Ни боли, ни страданий, просто щемящая душу пустота. Ночь к концу подходила, хотя еще темно было и петухи первые пока не проснулись. Но Волк чувствовал, что тьма скоро отступит.

Тут из избы, где Святослава лежала, главный духовник болгарский вышел:

– Пойди в избу, да помни, что мне обещал, – и старец исчез во тьме.

Волк в избу бросился, посмотрел на Святославу. Та все так же лежала, но изменилось что-то. На щеках румянец проступил. Да и дыхание ее стало слышно.

Воевода вопросительно посмотрел на знахарей. Те засияли радостно.

– Будет жить, свершилось чудо! Не пошла кровь в дыхание.

Волк к девице метнулся и припал лбом к ладони потеплевшей.

– Славочка, моя Славочка, – шептал он в руку девичью, будто та его слышала.

– Выживет, – стал далее говорить врачеватель, – да только нельзя ее тревожить долго. Может, с недели две. Надо, чтоб рана окончательно затянулась. Иначе кровь внутрь пойдет.

– Понимаю, – ответил воевода. – Никто не потревожит. Только не отходите от нее, когда болгары придут. Обещаете?

– Не отойдем, обещаем, – сказали лекари. – Она Тодорка славная, не дадим ее никому в обиду.

– Вот и хорошо, – улыбнулся воевода, чай, в первый раз за несколько часов.

А потом выпрямился, наклонился к устам ее алым и поцеловал нежнее нежного. Да рассмеялся.

– Будем жить, Славочка! Будем жить!

И выбежал из хижины, словно шальной, удивив тем знахарей премудрых.

Волк к оборонительной стене устремился, где вся его дружина расположилась в полудреме.

– Радомир! Радомир! – окликнул он друга, который тоже уснул с остальными.

– А? Что? – очнулся на зов сотник княжеский.

– Радомир, – подбежал к нему воевода, запыхавшись. – Отступать будем!

Сотник сначала подумал, что это шутка, но по горящим глазам своего начальника понял, что дело серьезное.

– Как отступать? Мы же решили биться до последнего!

– Я изменил решение. Не будем кровушку свою славную проливать за град, который все равно падет. Лучше пойдем на встречу с Великим князем Киевским. Потом вернемся силой большею и Переяславец возвратим, – на одном дыхании тараторил воевода.

– Но как это сделать, Ярослав? – задумался Радомир. – Болгары нас не выпустят. Они весь град окружили.

– Я уже придумал, как их отвлечь.

– Опять какая-нибудь волчья хитрость? – улыбнулся друг.

Волк весело сверкнул глазами и сказал лишь, чтобы Радомир тихо дружинников будить начал.

Когда вся дружина была на ногах, воевода свой план сотникам объяснил.

– Устроим в городе пожар, мол, местный люд нас сам из града гонит. Болгары от искушения не удержатся, чтобы град сразу не захватить, а мы в это время на ладье уйдем из Переяславца по-тихому. Как только болгары на стены полезут, мы их ладьи займем, что по Днепру стоят, и к Святославу по воде направимся. Болгары нас догнать не смогут.

Сотники стояли и внимательно слушали. План был дерзок и подкупал своей неожиданность. Но риск был велик.