По ночам же глаза серые да глубокие к ней во сне являлись. Все Волк вспоминался. Ласки его горячие да ненасытные и улыбка звериная. Не могла Святослава Бориса к себе подпустить, пока сердце девичье другого молодца помнило. Не могла она предавать любовь свою истинную. Но время шло, Борис все более и более настаивал. Красавицу же еще больше сомнения раздирали. Да, она могла стать царицей, но ценой предательства самой себя и любви всей жизни, за кою чуть душу свою богам не отдала.

Но, может, боги ее для того и спасли, чтобы она царицей стала? Ведь не ведает человек, что ему уготовано. Да и Борис очень уж нежный, внимательный, совсем не такой, как Волк.

– Волк… – снова предстал его образ перед Святославой в ночи темной. – Одну ты меня оставил. Не могу более за любовь бороться, что не нужна тебе. Отдаюсь я судьбе своей. И раз суждено мне быть царицей болгарский, так тому и быть…

На следующее утро дала она Борису свое согласие на замужество, попросив лишь, чтоб не ходил он к ней пока в покои. Пусть брачной ночи ждет. Борис усмехнулся такому условию. Подумал, что девица его пыл еще больше разжечь хочет, однако согласился. А Святослава вздохнула с облегчением. Не могла же она признаться, что не хочет его вовсе, что душой и телом к другому тянется. Но такое царю, да еще и мужу будущему, не скажешь.

Тем временем войска Великого князя Киевского подходили к Преславу. Хмур был князь, молчалив. Не нравилось ему, что византийцы хитрые снова в дела Руси вмешались да договоренности порушили. Ведь именно византийцы и науськали князя на болгар идти, да злата много на тот поход дали. А теперь сами помогают болгарам против русичей, хоть в том и не признаются. Но знал Святослав, что византийские воины среди болгар есть и что много их. Воевода Волк о том поведал, а князь ему верил, как самому себе. Раз Царьград так подло поступает, раз ему только и нужно, чтоб Русь ослабла, значит, должен он им ответ дать, да такой, чтоб Византия его навек запомнила. И решил князь, как болгар разобьет, на Византию свой взор обратить. Стоит проучить Царьград за подлость его, стоит напомнить, что Русь – государство великое да сильное!

Не ждали болгары, что русичи так быстро возвернутся, да еще с дружиной сильною. Царь Борис мрачный ходил. Думал к свадьбе готовиться, да не до того сейчас было. Не было у него уже пути назад. Он теперь царь и не сможет убежать, как ранее. Придется биться до последнего.

***

Схлестнулись русичи с болгарами да побили тех изрядно. Византийские же воины, увидев, что сила на стороне противника, быстро попрыгали в ладьи новые и в Царьград отплыли, только их спины с реки и видно было. Не хотели византийцы свои головы ради болгар губить, кои исконными врагами их были.

Князь Святослав, увидев побег их бесславный, рассмеялся.

– Ай да византийцы, вон как улепетывают!

А потом велел спокойно своему писарю:

– Пиши царю Борису, что не хочу я более смертей воинов наших славных. Незачем болгарам да русичам из-за подлостей Царьграда погибать. Предлагаю встретиться нам с Борисом да о мире толк повести.

И оправил князь гонца своего с письмом в Преслав. Волк же недоволен был таким решением.

– Мы же их в кулак возьмем, да и раздавим, как мошек! – грозно сказал он князю.

– Да ты дальше носа своего не видишь, воевода! – упрекнул его Святослав. – Мне воины и далее нужны. На Византию хочу пойти, проучить Царьград за подлости. А коли с болгарами помиримся, так я их за собой позову. На Царьград идти дружина нужна немалая, да враги за спиной нам ни к чему.

Волк смолчал. Князь все верно говорил. Да воевода только об одном и мог думать. Ведь Святославу он болгарам оставил. А раз Киев с Преславом помирятся, не сможет он более девицу свою забрать, чай, царь болгарский не отдаст.

О чем Борис не преминул напомнить, когда с Великим князем Киевским о мире грамоту подписывал, соглашаясь за русичами Доростол и Преслав оставить.

– Коли мир теперь между нами, то хочу я, чтобы на свадьбе моей вы гуляли как гости почетные, – сказал он князю Киевскому.

– А кто же невеста? – спросил Святослав.

– Тодорка славная, достойной будет мне царицей, – гордо молвил Борис и на воеводу Волка взглянул многозначительно. Знал, что словами своими ненавистному русичу боль причиняет.

Волк промолчал, но глаза серые грозно на царя сверкнули.

Святослав, заметив, как воевода его напрягся, сразу вмешался.

– Славно, что девица русская царицей болгарской станет. Это еще больше связь между нашими государствами укрепит. Важен такой союз для всех нас! Стоит на долгие годы вперед думать о будущем Руси и Болгарского царства, – говорил князь как бы царю Борису, но на самом деле речи высокие были для Волка сказаны, чтоб даже не думал глупости творить из-за страсти своей к девице златовласой.

Воевода внял словам князя и спокойно стоять подле царя болгарского остался. Вида не показывал, что свадьба его как-то тревожит. Но едва царь Борис в Преслав со свитой своей удалился, так весь свой гнев и выпустил, порушив все в срубе воинском. Только Никита, сын его единственный, свидетелем тому был, да не понимал, отчего тятя так сердится.

– Я же сказывал, что вернусь и заберу ее! – рычал Волк, руки в стол уперев, кой еще целым был после гнева воеводы. – Ведь Мстислав должен был то передать. А она, предательница, как только царь ее шелками своими поманил, сразу за ним и побежала. Вот и вся ее любовь. Больше злато любит, чем меня!

Но не хотел Волк верить, что Святослава златом соблазнилась. Девица за него жизнь свою отдать хотела. Такое только от любви большой делается. Неужели шелка да жемчуга сердце ее затмили? Не знал на то Волк ответа, но уже точно решил, что его получит. Сам к ней пойдет и обо всем расспросит. Хоть она и царица будущая болгарская, да до свадьбы одному ему, Волку, принадлежит, сама ведь о том сказывала.

***

Тодорка славная ко сну готовилась, сидя в покоях своих новых. Ей как будущей царице были отведены самые большие палаты после царских. Святослава медленно расчесывала косы златые, тяжелые и длинные. Хоть локоны золотом весело отливали да от огня свечей искрились, будущей царице грустно было. Глаза изумрудные печально на отражение смотрели. Ей бы радоваться чести такой да богов благодарить, что так высоко ее возвысили, да самого престола царского, а ей все равно грустно. Не радовали ни шелка редкие, ни самоцветы красивые. Все опостылело. Она ощущала себя овцой, которую готовят на заклание.

Святослава уже знала, что мир с русичами подписан и что Борис на свадьбу князя позвал с его воеводами. Да только именно тому и не рада была Тодорка славная. Не сможет она Волку в глаза смотреть прямо. Хоть он сам ее на шаг этот подвигнул, оставив в Переяславце, да только любила она его, больше самой себя любила. И не могла представить, как Бориса мужем своим назовет, когда Лада ее сидеть за столом будет. Но деваться ей было некуда. Она царицей станет и будет вести себя соответственно. И от Волка все поздравления примет, как от подданного верного. Хоть и больно ей это, но она себя заставит, должна заставить!