– Имя есть? – обратился Стас к раненому.

– Крик, – ответил тот.

– Справедливо, хотя и довольно тупо.

– Нашу группу назвали в честь великих генетиков. Френсис Крик – один из них.

– Ну, это чуть менее тупо. Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

– Ты ведь по возрасту не самый старший из разведчиков, верно?

– Да. Есть еще две группы, старше нашей на пять и на десять лет. Зачем это вам?

– А на пятнадцать лет? Такой группы не припоминаешь?

– Ровесники Первой роты? Нет, не думаю.

– А ты подумай, – дал «дружеский» совет Коллекционер. – Ведь если переростков и вас производят на свет с пятилетним шагом, значит, и у самых первых Старших должен быть комплект.

– Наверное, – боязливо согласился Крик с доводами охотника, не понимая, чего от него хотят, и вытер рукавом покрывшую лоб испарину. – Но в Истории Легиона о них не упоминается. Зачем вы спрашиваете?

Бубня что-то себе под нос, к собеседникам подошел Сатурн, положил рядом с подопечным две толстые, относительно ровные жерди и остановился, задумчиво переводя взгляд с Коллекционера на Крика и обратно.

– Хм. Вы здорово похожи, – поделился он наконец «тонким» наблюдением. – А я все думал, откуда, Кол, мне рожа твоя знакома. Со стороны так и вообще можно решить, будто ты один из наших, – великан безо всякой задней мысли засмеялся и, достав из рюкзака необходимые принадлежности, занялся врачеванием. – Расслабь мышцу, надо укол сделать.

Но разведчик его, казалось, не слышал. Он округлившимися, словно сигнальные фонари, глазами уставился на Коллекционера, только сейчас узрев «фамильное» сходство.

– Что ты вылупился? – спросил охотник с нотками раздражения в голосе.

– Ничего, – помотал Крик головой и поспешил отвести взгляд.

– Говорю один раз и для всех, – обратился Коллекционер к окружающим, – больше эту тему не поднимать.

– Какую тему? – удивился Сатурн, но ответа не получил.

К началу октября лес преобразился. Пора золотой осени миновала. Редкие березы с осинами сбрасывали последние листья, оставляя все меньше ярких всполохов посреди темно-зеленой монотонности елей. Под густым пологом их лап, в царстве вечного мрака, холодная влажная земля дышала испарениями, превращая отмершие ткани леса в липнущий к подошвам компост.

– Сколько можно ныть? – проворчал охотник, косясь на болтающегося у великана через плечо Крика. – И скулит, сука, и скулит, и скулит… Задрал.

– Он в отключке, – буркнул Сатурн. – Не контролирует себя.

– Он себя и без отключки не контролирует. Смотри, обгадится – будешь сам его подтирать.

Испуганный предостережением, великан нахмурился, шумно втянул носом воздух и, не обнаружив посторонних запахов, все же поморщился, видимо представив себе последствия негативного сценария.

– Жалкая тварь, – продолжил Коллекционер лишившимся привычной иронии тоном. – Каким нужно быть идиотом, чтобы намеренно, в результате многолетних экспериментов, создать столь убогое существо? Ни гордости, ни воли. Тряпка обоссанная.

– Что ты к нему пристал? – попытался Сатурн защитить коллегу. – У него кисть размозжена и треть бедренной кости в труху превратилась. Все болтается, закрепить как следует невозможно. Тут носилки нужны. На тебя бы посмотреть в его состоянии.

– На меня? – ткнул охотник себе в грудь пальцем. – Я прошел двенадцать километров с перебитой голенью. Я с простреленными кишками по пустоши двое суток ползал, от зверья ножом отбиваясь. У меня сейчас в плече дыра недельной давности. Я ною? Может, он ноет? – кивнул Коллекционер на Стаса. – С несросшимися ребрами и вчера заштопанной ляжкой. Или в Легионе вашем одни полупидоры?

– Заткнись! – рыкнул великан, покраснев, будто кипятком ошпаренный. – Кто ты такой, чтобы хаять Легион?!

– Прекратите! – вмешался Стас, вклинившись между скандалистов. – Спятили?! Кол, что на тебя нашло? Разошлись быстро! Не напирай! – попытался он отпихнуть Сатурна, но вместо этого сам отшатнулся, как от стены. – Успокойтесь оба! Вот так. Только друг друга перебить осталось. Как дети малые.

– Еще раз назовешь меня пидором – убью, – огрызнулся великан, чуть остыв.

– Полупидором, – поправил охотник.

– Хватит уже! – рявкнул Стас. – Чем дальше, тем больше понимаю майора и жалею, что он нас покинул. Оказывается, Вихров был неплохим человеком с тяжелой судьбой, а совсем даже не мудаком, как мне раньше представлялось. Потому что мудаки – это вы. Один день общения с вами можно приравнять к пяти дням на фронте. Если не перестанете собачиться, придется кого-то пристрелить.

Разведенные «по углам» смутьяны насупились и, к общей пользе, замолчали.

Часа через два пути лес заметно поредел и скоро уступил место раскинувшимся на многие километры убранным полям, посреди которых, будто пугало, отгоняя непрошеных гостей, стояли Ковардицы.

Крупный богатый поселок, живущий сельским хозяйством и кормящий могучего соседа, ощетинился неровной грядой древоземных стен с высокими башнями по всему периметру. Эти массивные сооружения, укрепленные шпалами и рельсами, кои любезно поставляла в нужных количествах пролегавшая рядом железная дорога, позволяли без труда следить за полями и дальним выстрелом пресекать попытки воровства. В общей сложности Стас насчитал двадцать четыре башни, примерно через каждые двести пятьдесят метров. Правда, сейчас они в большинстве своем пустовали. Урожай был давно собран, а выкапывать из земли озимую пшеницу, дураков не находилось.

Судя по протяженности и серьезности фортификаций, население Ковардиц составляло не меньше двух тысяч человек, а значит, вполне могло постоять за себя не только на стенах, но в случае чего и снаружи. Местным малочисленным бандам, рыскающим вдоль дорог, здесь нечего было ловить. Черные скользкие от гнили столбы на границе с лесом красноречиво о том предупреждали пеньковыми веревками и клочьями тряпья, оставленного окрестной живностью после сытной трапезы.

Затратив еще полтора часа, чтобы обогнуть по опушкам муромскую житницу, отряд лег на прямой курс до места назначения. Однако прямым он, как и следовало ожидать, оказался лишь согласно карте. На деле же аккуратная, проведенная карандашом по линейке черта превратилась в изнуряющий серпантин, вьющийся между почти сливающимися воедино приусадебными хозяйствами трех сел, показавшихся картографу слишком мелкими, чтобы обращать на них внимание штабного начальства.

Редкие пятачки леса, не пущенного еще под топор и способные укрыть чересчур заметную на открытой местности группу, перемежались полями, и тогда приходилось едва ли не вставать на четвереньки, чтобы избежать ненужного внимания со стороны местных обитателей.

Тяжелее всего такие переходы давались Сатурну. Слишком тяжелый, чтобы подолгу красться в полуприседе, да еще и с болтающимся на плече раненым разведчиком, он быстро терял силы, обливаясь потом и хрипя, будто загнанная лошадь.