– Выходит, я никогда не смогу доказать вам, что не былни на какой вашей пустоши, а прилетел только сегодня утром, – усмехнулсяСварог. – Как бы я ни изощрялся в доказательствах?

Он ровным счетом ничего не понимал из того, что говоритрыжеволосая милиционерша. Далась ей эта пустошь! Что еще за пустошь? СноваОлегова?.. Но она говорила правду. А насчет закрыть Сварога на несколько лет –это враки. Но ведь как талантливо играет, чертовка. Не будь у Сварога детекторалжи, он бы мог и купиться…

– Это сущая правда, мистер Беркли, – сказалаДарья. – Все дело в том, что я доверяю своим глазам. На Олеговой пустошинезадолго до прилета вертолета с крупнокалиберной начинкой я видела именно вас,и в этом меня не разубедят никакие живописные кадры и документы с печатями.Дело не только во внешности. Вы никак не могли знать, что попадете ко мне надопрос – это ж каким всевидящим пророком надо быть, чтобы просчитать такоенаперед! – и вы не подделывали наперед походку, посадку головы, жесты. Явижу сейчас перед собой именно того человека, что был на Олеговой пустоши.Знаете, гражданин Беркли, я люблю повторять, что не бывает идеальныхпреступлений, бывают лишь до поры нераскрытые…

Зазвонил телефон на столе. Дарья подняла трубку. Долгослушала, не перебивая.

– Даже так! – вырвалось у нее. – И чтоговорят врачи? Ага, ага… Еще и это? И что потом? – И после паузы: – А чтоВасилий? Скверно, мальчики… Да, скоро буду.

Она повесила трубку. Взглянула на Сварога. И что-топоменялось в ее взгляде.

– Ну вот что, – сухо сказала Шевчук. – Вразстало некогда разводить с вами тары-растобары под сигаретный дым. Полученыоперативные данные, что Ольшанский жив и здоров и чего-то там мутит вокрестностях Шантарска. Это усугубляет ваше положение несказанно. Не находите?

На этот вопрос Сварог ответил выжидательным молчанием. А чемеще ответить? Заметил лишь про себя, хитрая лиса зачем-то слила ему оперативнуюинформацию, которую сливать не полагается ни под каким видом. Тем более –задержанным. И возникает вопрос: зачем слила? Знать бы еще, что за Ольшанскийтакой…

– Если невредимым и целехоньким оказывается человек,которого по самую завязку нафаршировали свинцом, который сейчас должен лежать ине рыпаться в морге третьей городской больницы – то чего уж говорить просвязанные с вами, мистер, блин, Беркли, странности, – вздохнулаШевчук. – И сдается мне… Скажу больше, я нюхом чую… все мое ментовскоенутро и немалый жизненный и профессиональный опыт прямо-таки вопиет про то, чтовы имеете прямейшее отношение к расстрелу на Олеговой пустоши и тесно связаны спроказами господина Ольшанского.

Ну, блин, и дела тут творятся…

– А еще бойня на трассе, – внимательно глядяСварогу в глаза, напомнила Шевчук. – И бойня в «Золотой пади»… Или вы тожек этому никакого отношения не имеете?

И что, простите, мог Сварог на это ответить?!

В Африке, кажись, и то спокойнее было, чем в этом вашемШантарске…

А Шевчук, видя некоторое замешательство Сварога и чуть ли ненаслаждаясь этим, поведала более подробно о трупах на шоссе и в элитномпоселке. По-прежнему внимательно следя за реакцией аресто… извините, –задержанного.

А задержанный изо всех сил старался сохранить лицо.

«Это – второй, – окончательно уверился Сварог. –Это он, и никто другой. Выходит, он уже давно здесь и уже успел здоровонаследить…»

И еще он уверился: раз этот второй запросто кладет трупыштабелями, то он и есть демон…

– Значит, так, – Шевчук по-кошачьи сузилаглаза. – Мне глубоко плевать на вас, мистер Беркли, и на вашу английскую«крышу» в виде королевы и свободолюбивого парламента. Можете потом жаловаться вНАТО, писать в Страсбург и в ООН. Это мне фиолетово. Но сперва своего добьюсья. И ты, масса Беркли-Шмеркли, выйдешь у меня отсюда только после того, какрасколешься без остатка, до самого что ни на есть донышка. Скажу тебе посекрету, что ввиду особой важности преступления и особой тяжести содеянного, атакже ввиду того, что дело взяли под личный контроль губернатор и нашпредставитель в Совете Федераций, мне негласно даны особые полномочия. Веришьты или нет, но у меня в кармане карт-бланш, выданный мне, пусть и неофициально,но зато с очень больших верхов. Мне дали понять, что в методах и средствах могусебя не стеснять. Главное – расследовать в кратчайшие сроки. Подчеркну краснойи жирной чертой слово «кратчайшие». То бишь я хочу услышать от тебя признаниепрямо здесь и сейчас. Ну что, мистер Беркли, или как вас там, будете даватьпоказания под протокол или без оного? Мне, знаете ли, все равно.

– Мне нечего добавить к тому, что говорилраньше, – малость подумав, сказал Сварог. – Отправляйте уж на своисемьдесят два часа. Да и в чем я должен признаваться-то?!

– Отправлю. Обязательно, – пообещалаШевчук. – А еще я, пожалуй, примешаю во всю эту историю немножко личногоотношения и перегну палку там, где в ином случае, может, и не стала бы. Ты ужизвини, иностранец, но я не привыкла, когда меня держат за дуру. Семьдесят два,говоришь? А знаешь, как ты их проведешь в отеле под ласковым названием«Эль-СИЗО»? Весело проведешь. Я тебе по блату выпишу путевку с сопроводительнымлистком в виде шепотка на ухо сержанту из охраны: мол, есть у нас серьезныеподозрения, что сей гражданин как раз и есть тот самый злобный камышанскийманьяк, который сперва насилует, а потом душит трехлетних девочек и которогобезуспешно ловят вот уже второй год. И намекну, что ежели этого гражданинапоместят в пресс-хату, то никому никакого урона в служебном плане не выйдет, авыйдет лишь сплошное благолепие и взаимная признательность. А к моим словам идаже полунамекам, знаешь ли, привыкли относиться со всей серьезностью – слишкомдавно тяну лямку. И свой авторитет зарабатывала исключительно горбом, а некаким-нибудь другим местом.

Шевчук снова закурила, на этот раз Сварогу сигаретку непредложив.

– Через семьдесят два часа у тебя, иностранец, очкопревратится в проходной двор. А лучше сказать, в общественную парашу, и кишкибудут свисать из него, из очка, как порванные провода. Я уж не говорю провыбитые зубы, сломанные ребра и прочую мелочевку. А когда тебе потом определятсрок… да-да, уж в этом ты не сомневайся, какую-нибудь статеечку мы тебеобязательно подберем, с этим у нас никогда проблем не было и не будет… да вотхоть подельника твоему чернокожему другу из тебя сделаем, мол, на пару вы техмолодчиков на скамейке убивали, а ты еще и науськивал, идейно вдохновлял. Икогда ты попадешь на зону с таким аттестатом, как разработанная задница… –Шевчук мечтательно закатила глаза. – Весь срок от параши ни на шаг неотойдешь. Понял? Или ты думаешь, на понт беру и не сделаю?

«Не сделает, – понял Сварог. – Именно что, мадамажан, на понт берете». Но, если честно, МХАТ плакал по ней крокодиловымислезами. У них тут что в Сибири, все менты такие актеры? Куда там Фрейндлих ипрочим Тереховым…

И он сказал деланно усталым голосом: