– Как у нас говорят, дурное дело – нехитрое. И в пятьминут можно уложиться, чего уж говорить про только что прибывшего… Как-нибудь,даст бог, за рюмкой хорошего коньяка я вам расскажу множество забавных случаевиз своей практики на тему: «Ах, как же мало времени занимает преступление!»Значит, наручники, говорите, вам мешают морально расслабиться и предатьсячистосердечным откровениям?

– Да уж не помогают, это точно, – тяжко вздохнулСварог.

– А хулиганить не станете? – с усмешкой спросиларыжая. – Бросаться на меня с криками: «Волки позорные, убью бля, нах!» –не будете? Я ж не знаю, как у вас в заграницах принято вести себя на допросах…

– Мне поклясться? Какие ваши клиенты обычно дают клятвы– «век воли не видать» или «божусь за пидараса»?

– Ого! Поражаюсь информированности рядовогозаграничного обывателя.

Шевчук забрала у Сварога искуренную до фильтра сигарету,загасила ее в пепельнице, загасила свою сигарету, поставила пепельницу на столрядом с телефоном, обошла стул, на котором сидел Сварог, и расстегнула емунаручники. Помахивая «браслетами», вернулась за стол.

– Ну что, начнем разговор?

– Начинайте, – сказал Сварог, растирая запястья.

– Значит, вы у нас… – из большого бумажного пакетарыжеволосая достала прямоугольных очертаний предмет в пупырчатой кожанойобложке, в котором Сварог признал «свой» заграничный паспорт. – ЧарльзБеркли? Гражданин Великобритании?

– Подданный ее величества английской королевы, –поправил Сварог.

– Вам виднее, вам виднее, – проговорила рыжая,постукивая корочкой паспорта по столу. – А вот скажите, как такое можетбыть? Имя у вас насквозь нерусское, местожительство тоже, а говорите безмалейшего акцента. И более того, знакомы с… весьма специфическими оборотамирусской речи. Признаться, я заинтригована. Пожалейте женщину, удовлетворите еелюбопытство.

– А разве это имеет хоть какое-то отношение к моемупребыванию здесь?

– Мы же просто разговариваем, не забыли? –напомнила Шевчук с легкой насмешкой.

– Это вы просто, а у меня так, простите великодушно, неполучится, – Сварог почувствовал, что помаленьку начинает злиться. –Вы лучше объясните мне, наконец, в каком качестве я здесь нахожусь? Насколько язнаю ваше законодательство, я ничего противоправного не совершил.

– А я вот в этом не уверена, представьте, – пожалаплечами Шевчук.

– Неуверенность в вашей стране – весомая причина дляареста?

– Для задержания… мистер Беркли, для задержания.Разницу улавливаете? Для того чтобы арестовать, необходим подписанныйпрокурором ордер, а для задержания достаточно лишь весомых подозрений.Например, в том, что человек выдает себя за другого, а сам, может быть,находится в розыске и даже пуще того, в международном розыске. Поэтомунеобходимо всесторонне проверить его личность, сделать запрос в Интерпол,дождаться ответа оттуда…

– И на какое время ваше законодательство разрешаетзадерживать ни в чем не повинных людей?

– Ах да, простите, что сразу не сказала! Я все времязабываю, что передо мной представитель другого государства, – ласковейшеулыбнулась Шевчук. – Тогда спешу вас уведомить, что имею законнейшее правозакрыть вас всего на семьдесят два часа. Не очень много, согласитесь? Правда,иногда случаются досадные неприятности, которые у нас принято прятать за хитройформулировочкой «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». С ее помощью… ну еслимежду сторонами никак не желает складываться должный консенсус… можно затянутьчье-то пребывание здесь ой как надо-олго, уж поверьте.

– А сложностей международного характера не боитесь?

– Не-а, не боюсь, – тряхнула головойШевчук. – Во-первых, битая настолько, что уже, право, и сама не знаю, чегомогу по-настоящему испугаться. Во-вторых, сейчас вам не вчера. Это вчера отодного слова «иностранец» у русского человека тут же начинали дрожать колени.Как же, к нам явились почти полубоги! Теперь к иностранцам, видите ли,привыкли, даже в нашей глуши. И в-третьих, отчего-то мне кажется, что непримчатся за вас вступаться авторитетные международные структуры. И неавторитетные тоже. Чутье мне подсказывает…

«В себя я пришел, душеспасительные беседы с этой рыжей лисоймне вести ни к чему, – вдруг понял Сварог. – Так что следуетпопытаться вызнать что-либо полезное про Н’генга. И делать отсюда ноги».

– А чутье просто так не возникает, оно возникает измножества мелких деталей. А в нашем с вами случае таких деталей – пруд пруди, иодна другой подозрительнее. Сначала я встречаю вас на Олеговой пустоши, аспустя несколько минут там начинается бойня. Потом на трассе находят сгоревшуюмашину, набитую, как шпротами банка, изуродованными телами. Выясняем, чейавтомобиль – и тут на домик хозяйки авто нападают весьма серьезно экипированныелюди. Люди перебиты, причем довольно экзотическим способом, а хозяйка и ееспутник исчезают в неизвестном направлении. Но один из охранников «Золотойпади» описал ее спутника, и сие описание удивительным образом подходит к вам. Яеду домой отоспаться, проезжаю мимо улицы Карчека – а тут опять труп. Иугадайте, кого я вижу около дома? Ну не подозрительно ли… Вот чутье ивключилось. Только вот ума не приложу, откровенно говоря, как это вы умудрилисьтак быстро сменить костюм и, главное, зачем. Думали, что не узнаю?

Сварог промолчал. Он вообще ни бельмеса не понимал. Какаятакая Олегова пустошь, какая «Золотая падь»? Какой костюм, ешкин кот?!

– Можно только два вопроса? – спросил он.

– Ну?

– Кто погиб на Карчека?

Шевчук ненадолго задумалась, но все-таки ответила:

– Некий гражданин Пак, Серафим Иванович.

Знакомы?

Она не врала. И Сварог покачал головой.

Черт. Эх, надо было не отсыпаться в гостинице, а сразу ехатьк дедушке! Черт, черт, черт…

– А второй?

– Что второй?

– Второй вопрос. Что сталось с моим приятелем? Где онсейчас? – впрямую спросил Сварог.

– Приятель, говорите? – задумчиво прищуриласьрыжеволосая. – Так и рвется с языка: «Вот, значит, какие у вас приятели!»Он, ни много ни мало, убил трех человек. Трех. Причем с особой жестокостью ибез видимых мотивов. Не знаете, кстати, что на него нашло?

– Не знаю, – честно сказал Сварог. – Думаю,его спровоцировали. Он, знаете ли, всю сознательную жизнь провел в диких лесах,где много-много хищных зверей, жил вдали от цивилизации. Жил по своим законам ипривык защищать себя сам, как умеет, а не звать на помощь полицию. Он ислова-то такого – «полиция» – еще не успел разучить. Так он… жив?

– Когда увозила «скорая», был жив, – равнодушносказала Шевчук.

Не врет.

– Он сейчас в больнице?