За хозяйскую ласку, за коврик в непыльном углу,

За возможность кусать, изливать кровожадную злость…

И ему безразлично, служить ли добру или злу.

Вот и нас, превращённых, недолго снедала тоска.

Вмиг нашёлся хозяин для четвероногой орды.

Мы почуяли крепкую длань на своих поводках

И носами припали к земле: «Укажи нам следы!..»

И доныне мы носим обличье клыкастых зверей,

Чья забота сражаться, как только приказ прозвучит.

Если встретите нас – уходите с дороги скорей

И молитесь, чтоб мы не за вами летели в ночи…

Шамарган последний раз прошёлся по струнам, завершив игруроссыпью созвучий, извлечь которые из арфы сумел бы не всякий песенник.Лицедей, однако, так владел своим инструментом, что сегваны и Волкодав услышалив говоре струн сразу многое. И рык псов, настигших добычу, и плач перепуганнойжертвы, и властность хозяина, насылающего свирепых ищеек.

– Ну как тебе, венн, песня? – отдышавшись, не безнекоторого вызова спросил Аптахар. – У вас там в лесах нет небось ниодного подобного сказа. Вы, я слышал, поёте больше про то, как ваши прабабкидиких зверей обнимали!

Рысь, Гвернмар и другие мореходы стали заинтересованнождать, что скажет Волкодав. И тот, поразмыслив, ответил:

– Нашим прабабкам всяко далеко до вашей Ордлы Рыбачки,так что вы, сегваны, и тут нас превзошли.

Корабельщики отозвались дружным хохотом. Это сказание знали все.Прекрасной обитательнице Островов, жившей, как полагается, в незапамятныевремена, понадобились крепкие сыновья для мести за брата. Одна незадача – мужа,чтобы зачать их, у неё не было. Вначале девушка обратилась за подмогой к Небу иЗемле. Но Небо спало, укутавшись облаками, и не услышало её жалобу. Земля же вответ сама стала сетовать на скудость плодородия, – куда ж, мол, тут ещё иделиться?.. Как часто случалось в сегванских сказаниях, да и в самой жизни,всех щедрей и отзывчивей оказалось море. Оно прислало Ордле из своих пучинсамца белоглазой акулы. Любой сегван знает, что этой рыбе нет равных ни похищной прожорливости, ни по многоплодию. Вот и красавица Ордла после тойвстречи не ребёнка родила – метнула икру, и из каждой икринки выросло по могучемусыну. Сказание утверждало, что уже на другой год дети повзрослели и должнымобразом совершили свою месть. И вообще были молодцы хоть куда, если не считатьмаленького рыбьего хвостика, присущего каждому из них в знак чудесногопроисхождения, – да и кто его разглядит, этот хвостик? Разве только жена…

Аптахар раздосадованно и зло озирался на смеющихсятоварищей, а Волкодав добавил:

– Песня складная, но, по-моему, ты зря обидел собак. Ябы на месте тех Богов во что другое подобных наёмников превратил. В слепнейкаких-нибудь, что ли. В мух навозных…

– Ага!.. – обрадовался Аптахар. – Родню твоютронули, пёсий выкормыш! А может, ты нам сам что-нибудь расскажешь?

Он очень хорошо помнил, каким молчуном венн был семь летназад. И очень удивился, когда Волкодав пожал плечами:

– Может, и расскажу.

Сегваны стали пододвигаться ближе. Какого только занятного исмешного вранья ни наслушаешься в плавании – но вот веннскими побасенками имтешиться ещё не доводилось.

– Знаю я эти веннские россказни… – заворчал былооднорукий, но Гверн положил ему на колено корявую мозолистую пятерню.

– Дядька Аптахар, – сказал онпримирительно. – Не любо – не слушай, а врать не мешай!

Звучало это присловье, насколько Волкодаву было известно, увсех народов почти одинаковым образом.

– В Тин-Вилене, – начал он, – я жил вкрепости у жрецов и прочитал немало книг… Поначалу я выискивал путевые записиземлепроходцев и учёных знатоков мироустройства, но потом мне стали попадатьсякниги, сочинённые о том, чего на самом деле никогда и нигде не было. Я для себяназвал их баснословными…

– Значит, правду говорят те, кто жалуется, что миризмельчал! – снова не сдержался Аптахар. – До чего дошли люди! Мы-то,сегваны… да пускай даже и вы, венны… мы передаём из уст в уста и рассказываем отаком, что пускай очень давно, но всё равно было! А эти?.. Вот что случается стеми, кто живёт в незаслуженно благодатных краях. Порют всякую небывальщину,которую им Полуношник в уши насвистел…

Полуношником сегваны именовали северо-восточный ветер,никакого доверия, по их мнению, не заслуживавший.

– Дядька Аптахар, – снова сказал Гверн. – Чемвстревать, может, лучше у кунса позволения спросишь да нам медовухи наваришь? Аты рассказывай, венн!

– Тьфу, – плюнул Аптахар. Но всё-таки замолчал.

– Там были разные книги, – заговорилВолкодав. – Одни повествовали о людях, которые никогда не жили, другие – онебывалых державах, третьи же – вовсе об иных мирах, озарённых иными солнцами иуряженных иными Богами. Это были странные книги… Не тем странные, чторассказывали о странном. Просто одну дочитаешь – и жалко, что кончилась, другаякончилась – и не жалко, а третью дальше первой страницы и читать неохота. Снашими сказаниями ведь не так, верно? Аптахар правильно молвил: мы привыклирассказывать о том, что вправду было когда-то. Очень давно было. И с тех порстолько поколений старалось наилучшие слова подобрать… что и самый бездарныйсказитель ничего уже испортить не сможет. А когда грамотный человек сампридумал и сам берётся рассказывать – всё зависит от него одного, никто ему непомощник…

– Ага! – перебил сообразительный Рысь. –Значит, наши сказания – это вроде боевого отряда, где сорок мечей и победаобщая. А кто книги сам сочиняет, те наподобие поединщиков, которые перед войскомвыходят?

Волкодав поразмыслил и кивнул. От него не укрылось, каквнимательно слушал его Шамарган. Шамаргана никто не похвалил за отменноевладение арфой, но лицедею было не до обид. Дали сыграть и после арфу не отняли– и то хорошо. И даже из круга, собравшегося послушать венна, взашей непрогнали…

Ещё Волкодав заметил, как Винитар, стоявший на носу корабля,поднялся и перешёл ближе. Это было правильно. Врага следует знать.

– Одна книга о неведомом мире и чужих Богах крепкозацепила меня, – продолжал Волкодав. – Я долго не мог отделаться отмыслей о ней. Я и теперь полагаю, что написавший её был далеко не во всём прав…

– Ну ты и дурак, венн! – возмутилсяАптахар. – Вот уж верно подмечено: что бы ваше племя ни плело о своихпредках, а только в родне у вас еловых пней точно было больше, чем разумногозверья! Я вот не выучился грамоте, потому что мне это никогда не было нужно, нутак я с учёными людьми в спор и не лезу! У меня на это вполне хватает ума. Аты, значит, едва выучился читать – и уже собственное суждение обо всёмприготовил? Ты ещё начни судить об искусстве канатоходца, сам на канат ни разуне забиравшись. Как есть дурак!..