– У индейцев она тоже есть, – сказала я Роджеру. – Молитва перед потрошением дичи или вроде того. Поэтому я сказала, что она должна быть старше церкви.

Он заинтересованно кивнул.

– Я думаю, подобные вещи присущи всем примитивным культурам – есть везде, где люди вынуждены убивать, чтобы прокормиться.

Примитивные культуры. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не сделать ему замечание: примитивная культура или нет, если он хочет, чтобы его семья выжила, ему лично придется убивать для них. Но затем мой взгляд упал на его руки – он буднично оттирал засохшую между пальцев кровь. Он все это уже знал. «Обязательно», – ответил он, когда я сказала, что ему не обязательно было убивать свинью.

Он посмотрел на меня, увидел мой взгляд и устало улыбнулся. Он все понял.

– Я думаю, что, может… забой без всякой церемонии выглядит как убийство, – медленно произнес он. – Если есть какой-то ритуал, который подтверждает твою нужду…

– Нужду, а еще жертву, – раздался мягкий голос Джейми откуда-то у меня из-за спины, заставив меня вздрогнуть. Я резко повернула голову. Он стоял в тени большой красной ели. Я задалась вопросом о том, как долго он там уже стоял.

– Я не слышала, как ты вышел из дома, – сказала я, поворачивая голову для поцелуя, когда он подошел ближе. – Майор уже уехал?

– Нет, – ответил он и поцеловал мою бровь – одно из немногих чистых участков на моем теле. – Я оставил его с Синклером ненадолго, он ведь проявил себя в отношении Комитета Безопасности, верно? – Он поморщился и повернулся к Роджеру: – Ай, ты прав насчет этого. Нет ничего приятного в том, чтобы убивать, но это необходимо. Однако если ты должен пролить кровь, то делать это правильней с благодарностью.

Роджер кивнул, глядя на смесь, которой я занималась, по локоть в пролитой крови.

– Значит, вы скажете мне нужные слова для следующего раза?

– Еще не поздно для этого раза, разве нет? – заметила я. Оба мужчины посмотрела на меня немного ошарашенно. Я приподняла одну бровь, посмотрев сначала на Джейми, а потом на Роджера. – Я ведь сказала, что это не ради свиньи.

Джейми ответил мне с искрой юмора во взгляде, но серьезно кивнул.

– Действительно.

По моему указанию он взял в руки тяжелую чашку со специями: смесь мускатного ореха, майорана, шалфея, перца, петрушки и тимьяна. Роджер вытянул сложенные ковшом руки, и Джейми наполнил их измельченными травами. Затем Роджер медленно начал перетирать травы между ладонями, высыпая мелкие зеленые хлопья в бочку, их сильный аромат смешивался с запахом крови. Джейми неторопливо произносил слова на древнем языке, оставшемся со времен викингов.

– Произнеси ее на английском, – попросила я, поняв по лицу Роджера, что он разобрал не все слова.

– Господь, благослови кровь и плоть этого создания, что Ты отдал мне, – мягко заговорил Джейми. Он взял щепотку трав и растер их между большим и указательным пальцами в дождь ароматной пыльцы. – Сотворенного Твоей дланью, коей ты сотворил человека,

Жизнь, отданная для жизни.

Чтобы я и мои могли утолить голод с благодарностью за дар,

Чтобы я и мои могли воздать благодарность за Твою жертву из плоти и крови.

Жизнь, отданная для жизни.

Последние кусочки зеленого и серого исчезли в смеси под моими руками – колбасный ритуал был завершен.

* * *

– Это был хороший поступок, саксоночка, – сказал Джейми, вытирая мои наконец-то чистые руки полотенцем. Он кивнул на угол дома, за которым исчез Роджер, чтобы помочь с разделкой оставшейся туши, выглядел он при этом куда более умиротворенным. – Я хотел рассказать ему до этого, но не знал, как подступиться.

Я улыбнулась и придвинулась ближе к нему. Стоял прохладный и ветреный день и теперь, когда я закончила работать, холод заставил меня искать тепла в его объятиях. Джейми обхватил меня обеими руками, и я ощутила две вещи сразу – надежный жар его тела и мягкое похрустывание бумаги под рубашкой.

– Что это?

– О, это записка, которую принес Синклер, – сказал он, отклоняясь немного назад, чтобы запустить руку под рубаху. – Я не хотел открывать ее у Дональда на виду и не хотел оставлять в доме, потому что он вполне мог решить ее прочитать в мое отсутствие.

– В любом случае она адресована не тебе, – сказала я, забирая у него потрепанный квадрат бумаги. – А мне.

– Вот как! Синклер ничего не сказал, просто отдал ее мне.

– Ничего удивительного!

Типично для этого времени, Ронни Синклер воспринимал меня – и всех женщин вообще – только как придаток к мужу. Я заранее испытывала жалость к женщине, которую ему однажды удастся завлечь в брак.

Я не без усилия развернула записку: ее так давно носили близко к потному телу, что края истрепались и склеились.

Сообщение внутри было коротким и загадочным, но тревожным. Слова были нацарапаны чем-то вроде обструганной ветки, в качестве чернил использовалось нечто, напоминающее высохшую кровь, хотя, скорее всего, это был просто ягодный сок.

– Что там, саксоночка? – Увидев, как я хмурюсь, Джейми попытался заглянуть в записку. Я развернула послание к нему.

В нижнем углу, почти на краю, мелкими буквами – будто отправитель надеялся, что эту часть никто не заметит, – было выцарапано слово «Фьетра». Само сообщение было выписано крупнее: ТИБЕ НАДА ПРЕЙЕХАТЬ.

* * *

– Это, должно быть, она, – сказала я, дрожа и покрепче запахивая шаль на груди. В операционной было холодно, несмотря на то, что в углу теплилась небольшая жаровня. Ронни Синклер сидел на кухне и пил сидр, дожидаясь, когда сварится колбаса. Я развернула записку на операционном столе – угрожающий призыв выглядел темным и зловещим над робкой подписью. – Посмотрите. Кто еще это может быть?

– Но ведь она не умеет писать? – возразил Джейми. – Хотя, наверное, кто-нибудь мог написать это для нее, – признал он, нахмурившись.

– Нет, думаю, она и сама могла это написать. – Брианна и Роджер тоже пришли в операционную. Бри вытянула руку и коснулась потрепанной бумаги, длинный палец осторожно обвел прыгающие буквы. – Я научила ее.

– Правда? – Джейми явно был удивлен. – Когда?

– Когда я жила в Риверане. Когда вы с мамой уехали искать Роджера. – Она на мгновение сжала свои полные губы – это было совсем не то время, о котором ей нравилось вспоминать.

– Я научила ее алфавиту, я хотела научить ее читать и писать. Мы прошли все буквы – она знала, как они звучат, и могла их нарисовать. Но потом однажды она сказала, что больше не может учиться, и отказалась приходить на уроки. – Она подняла на нас глаза, между широкими рыжими бровями залегла тревожная морщинка. – Я подумала, что, может, тетя Иокаста узнала и запретила ей.

– Скорее, Улисс. Иокаста бы остановила тебя, девчушка. – Джейми посмотрел на меня с точно такой же морщинкой между бровей, как у Брианны. – Значит, ты думаешь, это Федра? Горничная моей тети?