Я решила не рассказывать ей о предположениях Зигмунда, или о том, как я штудировала ее записную книгу, или о моем разговоре с Хьюзом, когда он сознался сам.

— Просто догадка. Так и так бы дошла.

Лаура ненадолго задумалась и сказала:

— Хотите знать, почему я перешла из отдела по борьбе с мошенничеством в убойный?

Если честно, не очень. Голова сейчас стольким занята… Карло. Макс.

— И почему же?

— Потому что постоянно слышала столько о вас и о раскрытых вами делах, о плохих парнях, которых вы поймали. Когда узнала, что вы уходите в отставку, подумала, что кто-то должен продолжить их ловить.

— Бальзам на душу… Вообще-то, я вышла в отставку, поскольку навлекла на Бюро большие неприятности: застрелила подозреваемого.

— Это все политическая туфта. А я хотела занять ваше место, потому что очень ценила вас.

Почему люди всегда так говорят в больницах или самолетах?

— О, забыла сказать одну вещь. Я разбила окно на задней стороне твоего дома, а на следующий день влезла к тебе, так что, когда вернешься домой, не пугайся, что тебя обокрали. Я ничего не взяла, кроме йогурта. — Коулмен открыла рот что-то спросить, но я не дала: — Коулмен, поверь мне, на такого агента, как я, тебе не стоит быть похожей.

Под конец я ненадолго заглянула к Максу. Он лежал в палате интенсивной терапии, состояние значительно хуже, чем у Коулмен. Его жена Кристал, внешне ничего общего не имеющая со своим именем, заботливо склонилась над мужем.

Мне показалось, что Макс без сознания, но это было не так. Он посмотрел на меня, когда я приблизилась. Он попытался вздохнуть и заговорить. Я видела, как ему больно. Кристал погладила его руку и попросила не пытаться.

— Они мне сказали, это чудо, — проговорила она, — пуля прошла мимо правого легкого, не задела ни единой кости, тело находилось под каким-то необычным углом, иначе внутренних повреждений было бы больше. Еще у него сильное сотрясение.

Макс повернул голову, и я склонилась над кроватью к нему поближе.

— Я слышал, ты убила бармена, — прошептал он.

— Так и есть. Спасла тебе жизнь, — услужливо ответила я. — Зря не поверил мне насчет Коулмен. В том, что тебя подстрелили, виноват только ты сам.

— Бриджид! — в ужасе прошипела Кристал.

Макс сделал еще один небольшой вдох, только чтобы чуть остудить боль, а еще — чтобы выдохнуть несколько слов, прежде чем без сил откинуть голову на подушку.

— Странно, что ты не пристрелила меня. У тебя был шанс.

Кристал, нависавшая над ним со своей стороны кровати, резко выпрямилась и сделала мне большие глаза, ожидая от меня заверений в том, что у мужа бред от болеутоляющих. Я хотела сказать Максу, что скорее умерла бы сама, чем потом отвечать за его потерю. Вместо этого улыбнулась и легонько похлопала его по руке:

— Просто сорок пятый да прямо в грудь — я решила, что ты и так уже не жилец, дружище.

На мою улыбку он ответил слабой тенью своей и проговорил:

— Телефон. Мобильник Песила.

— Знаю. Я его оставила, чтобы ты нашел, и ты отследил один из звонков на номер бара Эмери.

Макс покачал головой, будто хотел сказать что-то, а я ему не давала.

— Эти лица… — Он еще раз легонько вдохнул.

Вот здесь-то мы наконец и встретились, Макс и я. Сошлись на том, что было по-настоящему важно: жертвы, и на понимании того, что правосудие работало, даже когда мы порой действовали не по инструкции.

— Я видел их…

Наш разговор отнял у Макса почти все силы, и я ответила на вопрос в его глазах.

— И все-таки это была случайность. Такова треклятая правда.

— Хорошо.

Позже я обязательно спрошу, что он имел в виду. Макс прикрыл глаза, и Кристал уже напрямик велела мне уйти.

Тем, что не сразу доложил о своих подозрениях на мой счет, Макс пересек черту. Если хоть немного повезет — ему сойдет это с рук. Теперь, когда я убедилась, что он в безопасности, пришла пора позаботиться о собственной шкуре. Позже я еще разок напомню, что, если бы верил мне, когда я сказала, что Коулмен похищена, его бы не подстрелили. Как я уже объявила Максу, это была только его чертова ошибка. А еще подчеркну, что шум, с которым я вышибла дверь, отвлек обоих, его и Эмери, поэтому, когда тот выстрелил, Макс повернулся. И напомню, что убила бармена, чтобы спасти ему жизнь. Ладно, последняя часть была не совсем правдой: в тот момент я сочла его мертвым и думала лишь о том, чтобы принять вину на себя и спасти этим карьеру Коулмен, а заодно искупить кое-какие свои прегрешения. Но если ложь выполнит двойную функцию, я не стану этому препятствовать.

Единственное, что оставалось, — прожить остаток дня с Карло, найти мотивацию готовить обед, есть, читать, делая вид, что все будет как прежде. Но после вечернего выгула мопсов, в тот момент, когда мы обычно облачались в банные халаты, выпивали по стаканчику теплого молока и немного скучали у телевизора, чтобы успокоиться, атмосфера вдруг накалилась. Карло снял ключи от машины с крючка у двери, ведущей в гараж, и сказал:

— Пойдем, пора прокатиться.

— Боже правый, именно так всегда и говорят, собираясь кого-то пришить. — У меня непроизвольно вырвался смешок — из тех, что обычно предвещают истерику.

— Дорогая, пожалуйста, хватит защищаться, — скорее с грустью, чем с раздражением сказал Карло. — Наш брак висит на волоске.

Я села в его «вольво» с не слишком покорным видом. Мы молча поехали по Голдер-Ранч-роуд и повернули на юг к Ораклу. Я подумала, что он просто не мог позволить мне болтаться по дому целый день и сейчас отвезет меня назад к жилищу Коулмен.

Карло этого не сделал. Мы миновали торговый центр на углу Оракл и Танжерин, Карло неожиданно повернул налево, к горам, к темноте национального парка Каталина. Именно там мы раньше бродили пешком, там в меня стреляли, но бывать в парке вечером мне не доводилось. Я даже не знала, пускают ли туда после заката.

Не переключив свет на дальний, Карло медленно вел машину по петляющей черной дороге к парковке, откуда днем мы бы увидели все тропинки, разбегающиеся от начала маршрута пешего пути. Сейчас же последнее, что я разглядела, — огромный, с кулак, паук, которого выхватил свет фар за мгновение до того, как Карло погасил их.

Какое-то время мы сидели в полной темноте: непроглядный мрак будто скрыл нас друг от друга. Если он что-то задумал — пусть говорит первым. Я была слишком подавленной и уставшей, чтобы помогать ему. Пока я ждала, глаза мои привыкли к темноте, и, хотя профиль Карло по-прежнему оставался невидим, я начала различать нечеткий абрис горных вершин на беззвездном востоке. И только сейчас заметила, что не было луны — то ли еще не вышла, то ли уже скрылась. Затем, словно протиснувшись сквозь темень, через все небо слева направо вытянулся бледно-серый мазок: Карло когда-то говорил, что это Млечный Путь. Такой вот он, Млечный Путь — столько звезд, а каждой отдельной звездочки не разглядеть.