— Никак не могу начать, — наконец заговорил Карло.

— Ты будешь добрым. И ничего с этим поделать не сможешь.

— Просто хотел сказать, что, когда так долго живешь во лжи, очень трудно понять, где правда.

Лучше меня этого не знает никто.

— Если честно, я слишком устала, и боль не прошла, и соображаю не так ясно.

— Да, — сказал Карло. — Я все это знаю. Вот почему мы это делаем ночью: сейчас темно и ты все еще не скинула маску. Может, это единственный момент в наших отношениях, когда я стал хозяином положения, вот только не уверен, что горжусь этим.

— Ты не стремился узнать, — произнесла я, ненавидя себя за жалобные нотки в голосе. — А я делала то, что ты хотел, чтобы я делала.

— Меня волновало не то, о чем ты могла бы мне рассказать. Все дело в тебе самой. — Его голос тоже звучал обиженно.

Пока я лишь кивнула — просто чтобы он продолжал. Это был испытанный с Эмери способ: когда твоя жизнь под угрозой, чем дольше ты даешь другому человеку болтать, тем больше шансов выжить. Подавляющее число людей не могут говорить и убивать одновременно. Поразмыслите об этом. Вы закрываете рот, прежде чем нажимаете курок. Я была готова продержать Перфессера в «режиме лекции», пока не пойму, на что будет похожа моя оставшаяся жизнь.

Только тогда он нажал на курок.

— В тот раз, когда я говорил с Максом… Вообще-то, он рассказал мне не все подробности твоего прошлого.

— Не так уж много он и знает.

— Я спрашивал его о тебе. В смысле — о тебе лично.

— И что же он рассказал?

— Как ты выразилась, не так уж много. Макс дал мне номер телефона кого-то из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Друга твоего, психолога, как он выразился. Дэвида Вайса.

Я не сразу поняла, что меня только что убили. Ощущалось то онемение, которое появляется перед болью, перед тем как уходят силы и тебя охватывает шок. Трудно сказать, что Карло знал обо мне.

— Вайс? — переспросила я и будто со стороны услышала, что перешла на визг. И, понимая, что мертва, добавила: — Я говорила тебе, что собираюсь все рассказать. Ты не доверял мне?

— Нет. Да. Я не мог ждать.

Внезапно моя усталость улетучилась.

— Он сообщил, что я убила человека? Не этого, последнего, другого — когда еще работала в Бюро. Зиг информирован лучше, чем кто-либо.

Знал ли Карло точное количество погибших или нет, он лишь скривил губы в усмешке:

— Ерунда. Забудь. Расскажи лучше о человеке по имени Пол.

И вновь моя реальность опрокинулась, и я почувствовала, будто скольжу к пропасти, вот-вот готовая сорваться в эмоциональное свободное падение. Но, сидя здесь лицом к ветровому стеклу, словно в исповедальне, мы оба не имели выбора, и я выложила ему все. Рассказала, как каждый человек, становившийся мне близким, родственник или друг, был копом той или иной «разновидности». Как подозревала себя в том, что гоню любого гражданского, которого знаю. Как одна моя половина боялась, что прогоню его, а вторая — что прогнать не смогу. Рассказала ему много больше, чем когда-то Зигмунду, включая то, что Пол совсем не напоминал моего отца и это означало, что он, наверное, был хорошим парнем.

Я рассказала, что приходила в ужас от мысли, что он бросит меня, если узнает, кто я на самом деле.

Когда закончила, Карло продолжал молча сидеть, словно я говорила слишком быстро и ему требовалось время, чтобы осмыслить услышанное. Затем он произнес:

— Ну и сволочь.

Ошеломленная, потрясенная ответом, я отвернулась от него.

— Тебя бы туда… — удалось выдавить мне.

— Да не ты, — отмахнулся Карло. — Я про Пола. Пол этот повел себя как последняя задница.

Я сидела, часто-часто моргая и силясь понять, отчего это прозвучало не как прощение, не как покаяние. Один настоящий мужчина в моей жизни называет другого настоящего мужчину задницей. Я уже просто не знала, что думать.

— И ты решила, что я такой же, как он. Видишь ли, когда я учился на пастора, часть своей практики проработал тюремным священником. Мне приходилось соборовать перед смертью убитого заточкой в ухо. Я провожал приговоренного на казнь, когда еще не отменили электрический стул, и оставался наблюдать, как плавится его тело. За кого ты меня принимаешь, за слезливого попика с вином для причастия вместо спинного мозга?

— А нет. — Мне удалось осторожно изъять из интонации знак вопроса.

— Еще как нет. Это было бы отвратительно!

И все же у меня оставались сомнения.

— Погоди, а это, случаем, не один из маневров типа «снизойти, чтобы покорить»? — спросила я.

Карло проигнорировал мой вопрос.

— Не понимаю, почему ты от меня утаивала столько себя.

Я взорвалась:

— Ты не хотел знать! Помнишь наше первое свидание? Ты рассказал мне историю о человеке в маске. Ты все дал понять четко и ясно.

— И что, по-твоему, я дал понять?

— Сознательно или нет, ты дал понять, что ты хороший, а я плохая. — Перед глазами вдруг пронеслось видение тела Песила, наверное уже не в первый раз. — Что мне надо скрывать все, что видела, все, что сделала, и притворяться такой же хорошей, как ты.

— Боже мой, ты думала, я не представлял себе, чему ты могла быть свидетелем? О’Хари, у меня степень доктора философии и доктора теологии, и я не тупой. Тебе надо-то всего лишь ничего не скрывать.

— Перфессер, пожалуйста, не заставляй меня говорить тебе чистую правду. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее. Я быстро разонравлюсь тебе.

— Это твой шанс. Ничего другого я тебе предложить не могу.

— А как по-твоему, есть шанс, что ты не бросишь меня?

— Это нездоровые отношения. — Карло хватило ума не отвечать мне простым заверением, зная, как часто и умело люди лгут.

— Согласна, но в свое оправдание скажу, что других у меня никогда не было.

— Тогда с максимальной искренностью могу заявить: есть очень крепкая вероятность, что я не брошу тебя. Вот так.

— Прежде чем я начну свое масштабное признание, будь добр, сначала поведай-ка мне все, что тебе доложил Зигмунд.

Карло ненадолго задумался, затем покачал головой:

— Знаешь, с этим мы можем не спешить. Но давай начнем с того — извини за банальность, но за последние двадцать четыре часа мне просто не удалось подобрать нужных слов, — что ты должна доверять людям, которых любишь. И должна доверять их любви к тебе. Да, чтобы внести окончательную ясность, могу добавить: когда рассказывал тебе сказку о человеке с маской, я имел в виду себя.

В этот момент я на мгновение увидела всех мужчин, которыми был Карло, все его маски. Но мне нравился именно этот Карло, здесь и сейчас, этот сильный человек, который встретил и принял меня такой, какая я есть. Может, потому я и вышла за него, что разглядела именно эту версию в тот первый день в его аудитории. До этого момента все остальное между нами просто было «притиранием» двух разных людей. Наверное, так бывает в любом возрасте.