— Как вы догадались, Мейделин?

— Миндаль, — скрываться уже бесполезно, — я видела, что вы чистили его. Ну а обыск в вашей комнате все подтвердил.

Я блефую — поверхностный осмотр вряд ли можно назвать обыском, но инквизитору этого знать не обязательно. Но пронять его сложно — и даже моя эмоциональная реплика оставляет его ухмылку без изменений.

— Вас найдут, Вальтц, — я не собираюсь сдаваться, — найдут и предадут заслуженному наказанию.

— Возможно. Но к тому времени я уже буду далеко, — хмыкает тот и неуловимым движением перетекает на ноги, — я бы с вами поговорил ещё, но, к сожалению, мне придется заняться делом. Присядьте, мисс Локуэл, — и он приглашающе указывает мне на свою дубленку, — в ногах правды нет.

И я действительно отхожу к стене — оттуда лучше обзор. Сажусь на корточки, упираю колени в локти и наблюдаю, как инквизитор скользит вдоль стены, набрасывая на неё легкую сеть неизвестного мне заклинания. Вступить в схватку с Вальтцем сейчас — несусветная глупость. Я понимаю это так же отчетливо, как и то, что справиться с инквизитором может лишь другой инквизитор. И, если я правильно поняла и Лавджой действительно хочет отомстить Риндану, то Максвелл должен появиться здесь с минуты на минуту.

На фоне трудоголизма Лавджоя сидеть сложа руки вовсе не хочется. Я решаю рискнуть и запускаю по залу тонкую нить пристального сканирования: любимое заклинание отца. Тонкое, незаметное, оно незримой нитью прочесывает зал на предмет наличия скрытых заклинаний. И, вспыхивающие то тут, то там искорки, видимые только мне говорят о том, что инквизиторы подготовились хорошо.

Форменные заклинания ловчих сетей для поимки беглых преступников обнаруживаются под потолком — наверное, их задача будет упасть в нужный момент. Странные голубые искорки какого-то незнакомого мне заклинания обнаруживаются у обеих статуй. А ещё вдоль стен протянута красная нить — и мне не приходится догадываться о её предназначении.

— Да, мисс Локуэл, заклинание поимки одаренных, — Лавджой приближается неслышно, но я даже не вздрагиваю, услышав над ухом его голос, — из книги заклинаний темных веков. Глупо быть честным по отношению к тому, кто изначально не честен с нами.

— Интересно, Риндан в курсе?

— Скажем так, догадывается. Он не во всем такой педант, как в отношениях.

Додумывать, что это значит, я не собираюсь, равно как и дискутировать по этому поводу. Но этого и не требуется — инквизитору явно хочется поговорить.

— Конечно, я не рассчитывал остаться без помощи в этот важный день, — продолжает рассуждать он.

— Вы про Алвиса? — я даже не оборачиваюсь.

Я точно не знаю, но спрашиваю наобум. Мне почему-то кажется безумно важным сейчас выяснить как можно больше.

— Алвис… — Вальтц хмыкает, — ему не стоило столько времени проводить в компании моей супруги, верно. Но… мисс Локуэл, это маленькая рыбка. Вы ведь знаете, что его арестовали?

Отпираться смысла нет, поэтому я просто киваю.

— Его допросят, после чего решат его судьбу.

— Если он заговорит, я буду очень удивлен. Такие люди любят делать все исподтишка, а когда приходит время отвечать, у них обычно не находится слов.

Вальтц явно сменил тему и, понимая, что более удобного случая не найти, я прощупываю почву:

— Значит, ревность?

— Не только, — Лавджой даже не удивляется вопросу, — понимаете, мисс Локуэл, я собственник. Да, мне стоило внимательней отнестись к выбору спутницы жизни, но, признаться, я увлекся. Тогда мне казалось, что вместе мы перевернем мир… — он на миг запинается, но быстро выравнивается, — ошибался. Так часто бывает.

— Вы могли просто развестись.

— Мы и развелись. Но, знаете ли, выяснилась одна любопытнейшая подробность… — Вальтц глядит на меня и, сама того не замечая, я подаюсь вперед, желая услышать то, что сейчас прозвучит, — оказывается, я ненавижу тех, кто ни во что не ставит институт брака.

— Но Максвелл ведь не такой.

— Да, вы правы. У него вина похлеще — он унизил мою супругу.

Я хочу сказать, что вряд ли констатация факта является унижением, но вовремя закрываю рот. Лишь качаю головой: кажется, ситуация серьезней, чем кажется.

— Когда он сообщил мне, что командирован в Лаерж, я сразу же подал прошение. Давно хотел сюда попасть.

— Из-за хранилища?

— И из-за него тоже. Вы знаете, что здесь была самая большая в королевстве библиотека темных искусств?

— Нет, — в свете новых вводных разговор продолжать не хочется, — не знаю.

— Да, была. Это потом хранилище превратили в тюрьму для одаренных, а раньше это была богатейшая обитель знаний. И у здания есть своя особенность. Вы ничего не чувствуете, Мейделин?

Я озираюсь — стены как стены, только очень древние. И лишь потом до меня доходит…

— Эмоции. Здесь нет эмоций.

Ожидание на лице Вальтца сменяется одобрением:

— Верно, мисс Локуэл. Все эмоции сейчас внизу, в темницах. Поверьте, любой из промышляющих таким ремеслом отдал бы все, чтобы занять мое место.

— Но тем не менее, не занял. Чего вы хотите добиться, мистер Лавджой? Взорвать кардинала вместе с толпой невинных людей?

— Именно! — в глазах мужчины на мгновение сверкает торжество, смешанное с какой-то затаенной болью, — меня слишком долго искали, Мейделин. Пришло время уходить на покой. А финальный аккорд должен быть ярким.

Я хочу ответить, что так нельзя, что не должны страдать невинные люди, но меня вместо этого разбирает нервный смех. И я не могу ему противиться — смеюсь, как в последний раз. Мой голос отражается от стен и гаснет в мраке потолка. Но я смеюсь — смеюсь, потому что не могу остановиться. Смеюсь, потому что это единственный выход.

— У вас не получится, — наконец исторгаю, вытирая глаза, — вас все равно найдут и тогда…

— Думаете? — перебивает меня он и тут же, не дождавшись ответа, продолжает, — нет, мисс Локуэл. Если я все сделаю правильно, обо мне забудут. И останусь я на обочине жизни в каком-то спокойном, умудренном жизнью городке. Может быть, даже здесь.

— Вам не дадут жизни, — я все равно пытаюсь бороться.

Эмоций нет — даже внутри плещется серая пустота напополам с безысходностью. Я уже даже не задаюсь вопросом, где же Максвелл — полученная информация погрузила меня в какое-то подобие транса. Я лишь слежу за плавными передвижениями Лавджоя, констатируя, что инквизитор не торопиться. Будто знает что-то, недоступное мне.

— Как вы это делаете?

Я не сразу осознаю, что прозвучавший голос принадлежит мне. Лишь после того, как ловлю удивленный взгляд Вальтца, понимаю, что все-таки нарушила тишину хранилища. Но отреагировать не успеваю — инквизитор поднимает руку и, повинуясь его указующему жесту, я смотрю наверх.