— Пока ничего нового, — я даже не оборачиваюсь. — Сейчас наверх пойду.

У самой двери я на мгновение торможу: перед глазами на миг встает недавний сон. Но поддаваться эмоциям на работе я себе не разрешаю, а поэтому выдыхаю и смело берусь за ручку, отчаянно надеясь, что на пустоши Шарры я не попаду.

Этот дом, несмотря на кажущуюся компактность, больше моего. Я быстро осматриваю первый этаж. Небольшая гостиная с огромным столом, явно принесенным из кухни и заваленным бумагами, крошечная кухня с угловой печью и висящими на крючках прихватками. Защитных заклинаний здесь почти нет — разве что стол накрыт неизвестным мне защитным куполом. Решив не искушать судьбу, я изучаю неожиданно большую ванную комнату и пустующий кабинет и по скрипучей лестнице поднимаюсь на второй этаж.

Здесь меня встречает коридор с единственным большим окном. Не удержавшись, я подхожу к нему и с некоторым удивлением рассматриваю свой дом. Ракурс, кстати, отличный — и даже отсюда я могу видеть Терру, сосредоточенно натирающую солью утиную тушку.

А ещё на подоконнике обнаруживается чашка с недопитым чаем. Надколотая ручка притягивает моё внимание и я провожу по трещине пальцем, внезапно с необычайной ясностью понимая, кому принадлежит посудина.

Максвелл. Интересно, сколько времени он провел здесь, наблюдая за моей размеренной спокойной жизнью? Смотрел, как я езжу на работу или несу продукты домой. Или как стою у окна в своей спальне в одной рубашке, рассматривая сад сквозь пелену снегопада.

Или как…

Додумывать некогда и, дотронувшись до чашки в последний раз, я отправляюсь исследовать второй этаж.

Здесь всего две двери — друг напротив друга. На ближайшей ко мне — обрывки защитного заклинания. Но оно уже не действует, поэтому я смело вторгаюсь в святая святых одного из инквизиторов.

В небольшом помещении нет ничего лишнего. Аккуратно застеленная кровать, стол у окна, шкаф, черный прямоугольник передатчика. Ровные стопки бумаг занимают весь подоконник. Защита здесь тоже есть и её серебристый купол я опознаю слету. Но издали тоже не могу ничего рассмотреть — верхние страницы исписаны невнятным, но знакомым почерком.

В шкафу тоже порядок. Я изучаю полупустые полки, подмечая знакомый свитер и уделяя особое внимание висящей на плечиках инквизиторской форме. Она хранит запах можжевельника и, поддавшись минутной слабости, я утыкаюсь лбом в колючую ткань. Время будто начинает плавиться, растягиваясь в бесконечность и я, кажется, даже теряю ему счет, но неожиданный хлопок входной двери расставляет все на свои места.

Возня внизу, скрип лестницы и шаги — совсем рядом, за стеной. Неизвестный гость особо не скрывается, явно чувствуя себя здесь хозяином. Шаги затихают аккурат возле комнаты и единственное, что я успеваю — сделать шаг вперед и закрыть за собой дверцу шкафа.

Сквозь небольшую щель между дверцами я не могу видеть всю комнату — но мне хватает и её части. Вот и сейчас, затаившись и даже не дыша, я смотрю на Вальтца, стоящего на пороге. Заходить инквизитор не торопится, изучая комнату, а я чувствую плывущее по помещению заклинание сканирования. Я на это не рассчитывала — но завесы отрицания на мне нет и поэтому я делаю единственное правильное в этой ситуации: втягиваю свои эмоции в себя, заполняя ими резерв. И мне удается сделать это незаметно, потому что сканирование минует меня, привычно кольнув холодом.

Наконец, осмотр заканчивается и на лице мужчины сквозь настороженность проступает человеческое выражение. Он пересекает комнату и, повернувшись ко мне спиной, набирает на передатчике какой-то номер.

— Всё готово?

Я задерживаю дыхание, вслушиваясь в окружившую меня тишину. К сожалению, собеседника Лавджоя я расслышать не могу, но зато следующая фраза инквизитора расставляет все по местам:

— Надеюсь, в этот раз все пройдет без эксцессов. Я слишком долго готовился.

Трубка передатчика с треском опускается на рычаг и я уже готовлюсь с облегчением выдохнуть, как Вальтц поворачивается и пристально глядит на меня.

И я застываю, как статуя, как перепуганный зверек, глядя в светлые, чересчур светлые глаза инквизитора. Кажется, у него есть подозрения касательно моего уединения.

И точно откликаясь на мои мысли, мужчина делает шаг, другой. Он не идет к шкафу — скользит, точно змея и теперь нас разделяет каких-то жалких полметра. Не смея вдохнуть, я как завороженная наблюдаю, как он поднимает руку. Ещё чуть-чуть и…

Резкий сигнал передатчика ломает весь ужас момента. Поморщившись, Вальтц с каким-то затаенным раздражением поднимает трубку:

— Да! Ну?.. И что?

Изо всех сил вцепившись в рукав мундира, я жду решения своей невеселой участи. Но, наверное, тримудрая Богиня в этот раз милосердна, потому что после непродолжительного молчания в комнате раздается резкое:

— Как так получилось?! Я еду!

С какой-то странной смесью ужаса и неверия я, будто в медленном сне, наблюдаю, как Лавджой выходит из комнаты. Как только дверь за ним закрывается, время вновь набирает ход. Я слушаю быстрые шаги по коридору, скрип ступеней и, наконец, громкий хлопок внизу.

И лишь тогда, осознав, что осталась одна, я позволяю себе уткнуться в рукав пахнущего можжевельником мундира и судорожно втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Во что я себя втравила? И во что… втравил себя он?

Повторный хлопок двери — на этот раз осторожный — раздается через несколько минут. Я вновь замираю. Но на этот раз зря — поднявшись по лестнице неизвестный посетитель останавливается, а затем тишину дома прорезает голос Ирмиса:

— Мейд?

— Я здесь! — я отталкиваю дверцу шкафа и почти сразу нос к носу сталкиваюсь с дознавателем. Ирмис серьезен и собран, как и обычно при исполнении.

— Что-то узнала?

— Да, но немного. Кто-то его сорвал. Он уехал.

— Понял уже, — почесывает затылок мужчина, — я так и понял, когда он вылетел из дома. Даже защитную вязь не поставил. Признаться, я за тебя испугался.

— Я в порядке, — словно желая убедиться в этом, я обхватываю себя за плечи, — Ирмис, мне кажется, это он.

— Мне тоже так кажется, — кивает дознаватель, уже подходя к передатчику.

Некоторое время я безучастно наблюдаю, как коллега общается с дежурным инквизитором. Он умеет это делать — в минуты опасности Ирмис из добродушного увальня превращается в хищника, способного достать жертву одним броском. Вот и сейчас он скупо, особо не размениваясь на факты, сообщает о сложившейся ситуации. Разговор затягивается — собеседник на том конце трубки задает многочисленные вопросы и я, кажется, вновь начинаю волноваться. Но сейчас это излишне и я принимаю единственное правильное решение — выхожу в коридор и толкаю вторую дверь.

Первое, что я замечаю — запах. Лакричный, неприятный, им здесь пропитано буквально все. Источник запаха тоже находится почти сразу: на столе я обнаруживаю два блюдца — с миндалем и ненавистными с детства черными конфетами. Самописное перо лежит у ножки стола, рядом со скомканными листами бумаги. А на столе обретается несколько одинаковых папок с порядковыми номерами и карта. Мне хватает лишь одного взгляда, чтобы понять, что это копия — причем копия моего экземпляра.