Благодаря победе франков в битве при Пуатье арабская экспансия в Западной Европе была остановлена, а франкское государство, ранее игравшее второстепенную роль в регионе, заняло лидирующие позиции: теперь от его обороноспособности зависело будущее всех европейских народов.

Как замечает историк Анри Пиренн, «центр тяжести» Франкского королевства «уже больше не находился внутри Римской империи. Он переместился на север, где были сильны германские влияния, и новое Франкское государство впервые в истории стало представлять собой политическую силу, не тяготевшую к Средиземноморью, которое теперь было захвачено арабами-магометанами. Именно из-за того, что Средиземноморье находилось в зоне влияния Арабского халифата, Европе времен правления Каролингов пришлось выбирать новые ориентиры и пути развития. До прихода к власти Каролингов Европа жила и развивалась на основе античной традиции. Однако эта традиционная цивилизационная основа была разрушена вторжением арабов-магометан… Нашествие арабов-магометан уничтожило существовавшее с древних времен цивилизационное единство средиземноморских стран»[250].

В Западной Европе быстрым ходом шли процессы дероманизации. Империя из политической реальности превращалась здесь, с одной стороны, в воспоминание о древних временах, с другой – в идеал на будущее, никак не связанный с настоящим.

Франкская держава сначала имела характер чисто сухопутного государства, замкнутого на себе и не связанного с мировыми центрами высокой цивилизации. Так было до появления на исторической сцене Карла Великого, короля франков (768–814 гг.), объединившего под своей властью всю Европу и бросившего вызов императорам Нового Рима. В 800 году папа римский короновал правителя франков императорской короной.

И хотя держава Карла Великого распалась сразу после его смерти, но его императорский статус и понятие о некой «Западной», или «Германской», империи, которая отлична от империи «Восточной», или «Греческой», надолго остались в западноевропейском сознании. Вокруг этой идеи на протяжении многих веков объединялся западный христианский мир.

Историк А. Васильев пишет по этому поводу: «В представлении средневекового человека Римская империя была едина… Но в то время как идея о единой империи в теории неизменно жила в сознании средневековья, в действительности восточный, или византийский, греко-славянский мир, каким он был уже к концу VIII века, и западный, романо-германский мир, являлись к этому времени и по своему языку, и по племенному составу, и по культурным задачам совершенно различными, обособленными мирами. Идея единства империи пережила себя и сделалась историческим анахронизмом, конечно, с нашей современной точки зрения, а не с точки зрения Средних веков»[251].

КАРЛ ВЕЛИКИЙ

(768–814 гг.)

В этом-то и состоит суть проблемы: с современной точки зрения вполне нормально, что два разных мира, западный и восточный, объединенных лишь общей верой в Иисуса Христа, могут иметь две принципиально разных империи. Но ни древность, ни античность, ни Средневековье не могли себе даже представить, что может быть две Империи. Люди VIII века знали, что Римская Империя существовала испокон веков и что она может быть только одна. И корона Империи может принадлежать по праву только одному императору.

Поэтому Карл Великий был убежден, что единственный «правильный» император теперь он, так как венец власти покинул Константинополь и вернулся в Рим. Причиной потери прав Константинополя на имперский престол называлась иконоборческая ересь.

Однако к тому моменту иконоборчество было отвергнуто Империей Нового Рима. Седьмой вселенский Собор 787 года, на котором присутствовали и легаты папы римского, осудил ересь и вернул Вселенскую Церковь к Православию. Тем не менее, в силу того обстоятельства, что на протяжении 70 лет папы выступали хранителями православия в борьбе с императорами-еретиками, папа Лев III посчитал себя вправе судить о том, кто может считаться христианским императором, а кто нет. В итоге, движимый сиюминутными мотивами и соблазнившийся превратно истолкованным историческим прецедентом, этот римский епископ короновал короля франков императорской короной.

Этим актом были нарушены и государственные имперские законы, и церковный канон, согласно которому «верный во Христе Царь» венчался на царство в Святой Софии. Но Лев III так хотел угодить Карлу, что увенчал его короной во время Рождественской литургии в Риме без всяких церемоний. Как пишет автор «Истории Рима» Фердинанд Грегоровиус, «Папа Лев III так же мало имел права передавать кому-либо корону империи, ему не принадлежавшей, как и Карл присваивать себе эту корону»[252]. Этот бесцеремонный поступок дал апологетам Карла Великого тогда и некоторым недобросовестным историкам сегодня основания рассуждать о состоявшемся translatio imperii, «переходе царственности» Христианской Империи с востока на запад, из Константинополя в Ахен.

Но сам великий король франков так не считал. Вначале он даже отказывался принимать свой «императорский» титул. А затем, понимая, что истинный императорский престол находится в Константинополе, Карл начал переговоры с императрицей Ириной о вступлении с ней в брак. Если бы коронование папой было действительным и легитимным основанием считать себя императором, то этих переговоров о браке не потребовалось бы. Однако, после того как Ирину свергли с престола, переговоры потеряли всякий смысл.

К сожалению, Новый Рим сам поступился своим имперским достоинством: в 812 году император Михаил I назвал Карла Великого «братом и императором» в обмен на признание франками исконных прав Империи на Венецию.

Прервала это странное «двоецарствие» внутри одной Империи тяжелая политическая усобица на Западе. По словам А. Васильева, «императорское достоинство, приобретенное Карлом для Запада, было недолговечным. Оно во время возникших смут после распадения Карловой монархии стало достоянием случайных лиц и в начале X века совершенно исчезло, чтобы во второй половине этого века снова появиться, но уже в антиисторической и уродливой форме «Священной Римской империи германской нации»[253].