Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну-ка, убери волосатые ручонки! — прикрикнул Вадим. — Ух, балбес!
Балбес задрал голову и посмотрел на няньку. Его рот растянулся в счастливую, глупую улыбку.
— Что пялишься, негодяй? — ласково спросил Вадим и снова набрал номер. — Эй, отпусти, отпусти!
Валерка схватил его за ухо и с естествоиспытательским интересом попытался его оторвать.
— Здравствуйте, — наконец-то ответили Вадиму. — Телевидение.
На экране телевизора ведущая передачи и мэр Шлимовска вели оживленный диалог.
— Еле дозвонился, — признался Вадим. — Можно задать вопрос мэру?
— Можно. Только вам придется подождать минут десять. Трубку не кладите. Когда услышите, что вас спрашивают, — отвечайте.
Телефон замолчал, но гудков не было. Вадим принялся ждать, каждые пять секунд отражая покушения младенца на разъединительную клавишу.
— Смирно сиди, — приказал он.
Валерка извернулся и начал теребить край киллерских трусов — было жарко, и Вадим сидел перед телевизором в боксерских панталонах. И вдруг мертвую тишину в трубке нарушил приятный женский голос. Это говорила ведущая передачи:
— Алло, есть еще кто-то? Мы внимательно слушаем. Говорите!
Вадим придвинул трубку к лицу Валерки и встряхнул младенца. Детеныш, обычно такой разговорчивый, молчал. Вадим тряхнул малыша сильнее. Тот вздохнул и посмотрел на мучителя влюбленными голубыми глазами.
— Говорите! — повторила ведущая. — Так, кажется, наши зрители исчерпали запас вопросов, Валерий Александрович.
«Ах ты, черт!» — беззвучно выругался Вадим и ущипнул Валерку за мягкое плечо. В глазах младенца тут же отразились боль, разочарование, непонимание, обида, лицо побагровело, уголки губ съехали вниз, и дитя полноценно отдалось своему горю.
— Да? — напрягся Валерий Александрович.
И тут по студии пронесся детский вопль, одновременно жалобный и негодующий.
Операторы, режиссеры, ассистенты — все застыли в удивлении и замешательстве. Ника вздрогнула, Суворин дернулся и окаменел.
Режиссер на пульте сработал молниеносно. Пронзительный крик ребенка смолк так же внезапно, как и раздался. Ника увидела на одном из мониторов, установленных в студии, рекламную заставку, которая сразу сменилась разноцветным мельканием. Пошла реклама магазина бытовой техники.
— Скорее вызовите «скорую», — закричала Ника, поймав остановившийся, стеклянный взгляд Суворина. Тот беззвучно шевелил белыми губами.
— Ника, через две минуты — ты в кадре. «Скорую» уже вызвали, — донесся сверху, из стеклянной кабины, голос режиссера.
Около Валерия Александровича уже суетилась целая армия — его помощник и работники телевидения.
— Вы можете идти?!
— Валерий Александрович, вы…
— Валидол, у кого-нибудь есть валидол?
— Расстегните ворот, ослабьте галстук!
Суворин не реагировал на манипуляции спасателей.
— До прямого эфира осталось тридцать секунд, — предупредил режиссер. Или не будем давать концовку?
Ника обессиленно смотрела на толпу, в глубине которой мелькало застывшее лицо мэра. Она сжала мокрые ладони. Оператор Сергей Будник сделал «цаезд» камерой.
— Придется давать крупняк, Ника Львовна, — сказал он, — а то все окажутся в кадре.
Ника посмотрела прямо в объектив и улыбнулась. Шум в студии утих ровно на минуту, все ждали ее слов. Зажглось табло с красными буквами «Микрофон включен!», и на экране возникло лицо ведущей.
— Дорогие телезрители, — очень естественно и непринужденно, почти весело сказала Ника, — к сожалению, наша передача подошла к концу. Надеюсь, через месяц мы вновь встретимся с Валерием Александровичем Сувориным, а вы, мои дорогие, не променяете очередной «Час мэра» на один из многочисленных телесериалов. Договорились? Тогда — до свидания!
Фирменная заставка программы вскоре сменилась физиономией популярного певца. Томно закатывая глаза, он запел о своей невыносимой любви.
Ника почувствовала, что по ее спине бежит капля пота. А в огромном зале телецентра уже появились люди в белых халатах и с чемоданчиками — это была бригада «Скорой помощи», вызванная по 03, и врачи, наблюдавшие работников мэрии и лично Суворина, — им позвонил по сотовому телефону помощник мэра.
— Ну, прости, прости меня, подлеца, — сказал Вадим, прижимая к себе малыша. Горе и обида были бескрайни. Валерка заливался слезами, рыдал и отталкивал руки Вадима.
По телевизору пошла рекламная пауза.
— Сволочи, что придумали, — зло бросил киллер в пространство. Издеваются над лялькой!
Он поцеловал младенца в пухлую, соленую щеку и стал качать его на груди.
— Ну, все, все, я больше не буду! — приговаривал он. — Прости меня, старого идиота, хорошо? Ну, не плачь. Не реви, я кому сказал!
Валерка пару раз с подвыванием всхлипнул и вроде бы успокоился.
— Подумаешь, ущипнул разок! Ребенок укоризненно вздохнул.
— Обидно, да? — понял Вадим. — Ну, что же я поделаю, браток? Приказ есть приказ. Его надо выполнять. Все, ты больше не будешь орать, да?
Валерка вывернулся, оказался пузом на коленях киллера и схватил пульт телевизора.
— Помирились? — спросил Вадим. Он поднял ребенка и посмотрел ему в глаза.
Чудесный малыш хохотнул и заехал киллеру пультом в нос.
— Кажется, там что-то случилось! — сказал Лео Маше, оторвавшись от экрана телевизора.
— Со звуком что-то? — спросила Маша.
— Вроде ребенок закричал.
— Да нет, не может быть. Просто что-то со звуком.
Маша и обычно-то провоцировала мужчин на необдуманные поступки, а сегодня была совершенно невыносима. Когда Лео вернулся домой, Маша спала, и ее дыхание было скорее алкогольным, чем аквафрешным. Американец ходил вокруг дивана, не решаясь растолкать подругу. Она проснулась только к вечеру, непонятно взбудораженная, растрепанная, ее зеленые глаза излучали дьявольский свет, а тело — цветочный запах, от которого Лео бесился, как кот. Лео вдыхал чудесный аромат, соединенный с коньячными парами, и у него кружилась голова. Ему уже было совершенно безразлично, произошел или нет какой-то инцидент в телестудии во время трансляции передачи «Час мэра», он хотел только одного — обычных действий Маши.
Но Маша не торопилась приступить к ежевечерним упражнениям, она поставила на журнальный столик свой ноутбук и явно вознамерилась подредактировать написанную статью. Этого Лео не мог допустить. Он пристроился на полу, рядом с журнальным столиком, и начал гладить Машину ногу горячими руками.
— Машинка, хватит работать, — намекнул он. Лео плодотворно работал с уменьшительно-ласкательными суффиксами русского языка. Нежность к Маше требовала особенных созвучий. — Машучка, я делать тебе приятно под столом.