– Что вы ерунду городите. Никакой я не маньяк. Скажи ему, Надя.

– Это мой молодой человек, – кивнула она.

– Что-то он на молодого человека совсем не похож. Вы уверены, что его хорошо знаете?

– Уверена.

– Ну тогда ладно. Не буду докучать. Голубки, – улыбнулся сержант и исчез в темноте. Снова хлопнула дверь. Милицейская машина сдала назад, развернулась и с ревом уехала восвояси.

В остывшем салоне наступила зловещая тишина, которую Надя стала нарушать. Она по-детски захныкала.

– Ну-ну-ну, – Левин погладил ее по голове.

Она прильнула к нему и заревела сильнее.

– Успокойся, Надя, успокойся, – продолжая гладить ее волосы, шептал ей на ухо Левин.

– Я чуть со страху не умерла, – также шепотом произнесла она.

– Я же тебе говорил: зачем ты со мной поехала? Сидела бы дома и ждала моего звонка.

– А если бы с тобой что случилось? Я бы не пережила. – Да что со мной могло произойти? Дело-то плевое, – Левин глубоко вздохнул, успокаивая забившееся сердце.

Надя вдруг заметно расслабилась, успокоилась, улыбнулась и сказала:

– Ну и слава богу, что все прошло успешно. Я для себя все решила: домой я больше не поеду.

– Как это не поедешь? – удивился Левин. – Надо ехать.

– Пока ты находился в офисе, я позвонила мужу и сказала, что еду в Муром к матери и попросила меня не искать.

– Ты что творишь? В своем уме? Ты можешь понять, что он обязательно свяжет исчезновение денег в офисе с твоим неожиданным отъездом?

– Так ты же сказал, что денег там было мало. Может, и не заметит пропажи?

– Мало не мало, а любой человек, имеющий заначку, обязательно заметит ее пропажу, и тогда… – Все, я уже решила: к нему ни за что не вернусь, – Надя надула губки.

Левин ненадолго задумался. Нужна ли ему эта молодая, взбалмошная женщина, да еще и на шестом месяце беременности? Все, что он мог, от нее получил. Деньги ее мужа теперь лежали в его спортивной сумке, а дорогие золотые часы с бриллиантами приятно грели руку. С другой стороны, Москва стала уже надоедать. Тянуло на просторы, куда-нибудь в глубинку. А почему бы для этого не подошел бы провинциальный Муром? Тем более есть еще машина, которую можно без труда сбыть, а деньги присвоить. Есть еще и московская квартира, в которой пока проживает ее муж. Вот бы попытаться отсудить половину! Тогда несколько лет можно жить припеваючи, а если хорошо постараться, сделать загранпаспорт и махнуть подальше в заморские страны…

– Ладно. Поедем, переночуем у моих друзей, а завтра с утра махнем к теще в Муром. Только пообещай, что будешь меня слушаться и не совершать необдуманных поступков?

– Честное-пречестное! – ответила она и, словно собачонка, преданно посмотрела на него.

– Хорошо, поехали!

Через час машина остановилась у пятиэтажного дома рядом с каким-то парком на окраине Москвы. Доехали быстро, с ветерком. Надежда неплохо водила, особенно по пустынным улочкам мегаполиса, в котором она прилично ориентировалась. Было безлюдно, тихо шелестели голые черные деревья, и завывал ночной ветер.

Они вышли из автомобиля. Пикнула сигнализация, и щелкнули замки. От неожиданности не привыкший к достижениям цивилизации Левин вздрогнул. Это заметила Надежда и улыбнулась, а он недовольно пробурчал:

– Иди за мной тихо.

Она молча кивнула головой и направилась вслед за ним в темный, наполненный разнообразными тошнотворными запахами подъезд. На третьем этаже Левин остановился и нажал на кнопку звонка. К двери долго не подходили. Приходилось повторять манипуляции до тех пор, пока не послышалось шарканье человеческих ног за дверью.

– Кто там? – спросил сонный мужской голос.

– Свои, открывай.

Замки не застали себя долго ждать. Они заскрипели, лязгнули. Сквозь образовавшуюся тонкую щель на лестничную площадку из квартиры хлынул свет.

– Ты что ли, Узбек?

– Да. Только я не один. Пустишь переночевать? Завтра утром мы уедем.

Дверь открылась шире. На пороге, с интересом разглядывая посетителей, в цветастых, до колен, трусах стоял Гусь. Ноги у него были белые и тонкие, как макаронины. Левин ухмыльнулся.

– Чего уж, заходите. Мать все равно на дежурстве, приедет завтра к обеду. Так что комната в вашем распоряжении, – он кивнул на закрытую дверь и словно лунатик побрел в свои пенаты.

Стараясь не шуметь, Левин с Надеждой вошли в квартиру и тихо прикрыли за собой дверь.

– Снимай пальто, давай повешу, – сказал Левин и стал ухаживать за Надей.

С верхней одеждой они расправились быстро. Нижнюю стали снимать уже в комнате и класть ее на стулья. Комната была небольшой, от силы десять-двенадцать квадратов. Старый просевший диван, платяной шкаф с большим зеркалом на дверце, книжная полка, забитая книгами под завязку, а в углу стол-тумба, на которой расположился небольшой черно-белый телевизор и настенные часы с кукушкой – этот скромный интерьер комнаты напомнил Левину отчий дом.

Надя сняла только трикотажную кофточку, когда Левин оголился почти полностью. Она села на краешек дивана, не зная, как себя вести дальше: то ли раздеваться до конца, то ли как есть, в одежде, прилечь на диван и забыться. Она выглядела испуганно, непривлекательно. Он пожалел, что привел ее в этот дом. Но отступать было поздно, позади все мосты были сожжены.

– Давай скорей, раздевайся.

– И это? – она пальцем показала на футболку.

– Снимай все!

Словно полусонный ребенок, девушка разделась и застенчиво стала переминаться с ноги на ногу. Живот у нее заметно округлился и был бледным, с красноватыми рубцами от белья. Пупок напоминал лесной масленок.

Под ним неряшливо чернела щетина лобка. Треугольные груди наливались материнским молоком, темные соски набухли. Видя, с каким чувством ее рассматривает Левин, она сжалась и скрестила руки на груди, пряча самые интимные части своего тела. Некрасиво в ней было практически все: и кривоватые ноги, давно не подвергавшиеся эпиляции, и отвисающий животик, и невыразительное лицо. Но как ни странно, такой тип женщин возбуждал Левина. Если бы на их месте оказалась какая-нибудь красивая и фигуристая «мисс», скорей всего, он бы с позором потерпел фиаско. А с такими он чувствовал себя настоящим «мачо».

– Мне холодно, – неожиданно сказала она и, не меняя положения рук, снова уселась на диван.

Он вплотную подошел к ней и погладил ее по рыжей головке, пытаясь сообразить: каким образом можно заняться сексом с беременной женщиной без ущерба для плода и ее здоровья? Как всегда, она смотрела на него особым взглядом снизу вверх, доверчиво хлопая ресницами и как бы говоря: «Иди ко мне». Он наклонился, а она привстала. Их губы слились в поцелуе, а тела настолько прижались друг к другу, что зародыш затрепыхался и ножкой ударил по давящему мамин живот мужскому члену. Это ощутили и Левин, и Надежда.