При слабом свете нескольких лампочек Изида разобрала названия некоторых убежищ и даже местностей за их пределами. Но она не могла взять в толк, в какой связи они находились с прочими изображениями. Видимо, Дамаскан давно отказался от идеи запечатлеть библиомантический мир на карте только в двух измерениях, как это пытались делать его предшественники в первом «Атласе горизонтов». Он помещал убежища в различных слоях – друг под другом, регистрируя связи, соединяющие различные уровни как сверху вниз, так вдоль и поперёк.

– Он или гений, или окончательно рехнулся, – прошептала Изида.

– Он всегда отличался эксцентричностью.

Качая головой, она рассматривала планы.

– Эксцентричностью?

– Может, по прошествии всех этих лет он и в самом деле лишился рассудка.

Пробравшись к последним стендам с запутанными эскизами и расчётами, они наконец обнаружили картографа. Тот сидел к ним спиной за чертёжным кульманом и трудился, не обращая внимания ни на шум в зале, ни на землетрясения. На нём были заляпанная рубаха, поверх неё – коричневая жилетка и тёмные штаны. Длинные спутанные пряди волос, росших кантиком вокруг лысины, свисали на спину. Он что-то тихо бормотал себе под нос. Слов Изида не разобрала.

Она хотела к нему обратиться, как вдруг самый мощный толчок из всех, которые обрушились на Монте-Кристо, сотряс убежище до самых его основ. Карты завибрировали и зашуршали, несколько стендов опрокинулись. Дамаскан изрыгнул проклятие, сползая со своего стула. Он разорвал надвое лист бумаги со стенда и запустил обрывки в кучу скомканной бумаги, скопившуюся рядом с его стулом. Справа от него, на письменном столе, лежало множество геометрических принадлежностей – от линеек и треугольников, до сложных приборов, похожих на угломеры и астролябии. От вибраций они стучали и скрипели.

– Виктор Дамаскан?

Человек приготовился расправить новый лист бумаги на стенде, а края закрепить зажимами.

– Виктор, – сказал Дункан, – ты ведь узнаёшь мой голос, не правда ли?

Плечи Дамаскана приподнялись, он набрал в лёгкие побольше воздуху и, перекинув карандаш из одной руки в другую, схватил его, словно меч.

– Ты… – только и промолвил он.

Изида бросила на Дункана подозрительный взгляд:

– Ты что-то скрыл от меня?

Он пропустил её вопрос мимо ушей.

– Мы здесь, чтобы доставить тебя в безопасное место, – сказал он старику. – На Монте-Кристо совершён налёт.

– Думаешь, мне не известно? Охрана уже давным-давно удалила все записи, которые важны для Академии.

– Идеи… – начал Дункан.

Но Дамаскан его прервал.

– Это не первое глубинное убежище, на которое они обрушиваются, – сказал Дамаскан, всё ещё не оборачиваясь, – и не последнее. Они уже давно работают над своим восхождением. И нет никакого смысла отмахиваться от идей. Когда-нибудь настанет черёд Либрополиса, Уники и других высоких убежищ.

Изида остановилась, а Дункан медленно пошёл вперёд. Он мог бы сейчас вытянуть руку и притронуться к плечу картографа.

– У нас не так много времени, Виктор.

– Я ещё не закончил свою работу.

– Ты её никогда не закончишь.

Изида не спускала глаз с руки с карандашом и приготовилась к худшему. Но Дамаскан отложил карандаш в сторону и медленно повернулся к ним.

Он выглядел старше, чем она ожидала, чуть ли не одной ногой в могиле, но, вполне вероятно, что годы заключения его так согнули. Беспечность, с которой ему позволяли пользоваться острыми предметами, свидетельствовала об уверенности надзирателей, что он вряд ли причинит себе вред. Это удивило её. Заключённые на продолжительный срок, да ещё и в одиночную камеру, считались склонными к суициду.

Можно было предположить, что после стольких лет в застенках он заключил с Академией соглашение. Улучшенные условия содержания, возможность продолжать работу в обмен на… Да, на что? На подробную информацию о ночных убежищах, которую он первоначально утаил от своих мучителей? Вероятно, даже на ключ к победе над Федрой Геркуланией и её чернильными поганками?

Хотя его лицо порядком состарилось, в глазах сверкал живой огонь, как у довольно молодого человека. Он устремил на Дункана взгляд, не поддававшийся толкованию, а затем повернулся к Изиде.

– Кажется, Изида Пустота, – узнал он. – Высочайшее посещение!

– Мистер Дамаскан, – приветствовала она его кивком.

– Чем я обязан подобной чести?

– Скоро вы окажетесь на свободе, – сказала она. – Этого вам знать довольно?

Она попробовала представить его молодым. В те годы ему удалось проникнуть в ночные убежища глубже, чем кому-либо из библиомантов. Он исследовал систему изменений, которым подверглась Страна Забвения, и добился при этом серьёзных результатов. Основываясь на его отличном знании местности, Академия вынудила Виктора служить вождём её армии. Выстояв в войне, он ушёл в подполье и приступил к работе над вторым «Атласом горизонтов», открыв при этом доступ к Санктуарию и запечатлев его на плане. Неужели он и правда рассчитывал, что три семейства отпустят его с секретным знанием? Или это было только поводом, чтобы посадить его за решётку и выудить из него тайны ночных убежищ?

Некогда это был, очевидно, преисполненный любознательности и идеализма искатель приключений и первооткрыватель, но совсем не из тех чокнутых, занятых день и ночь всякими вычислениями, в которых и сами-то толком не могут докопаться до запутанного смысла.

Должно быть, он понял, о чём размышляла Изида, и, насмешливо осклабившись, спросил:

– А чего вы ожидали? Что в порыве признательности я паду на колени только потому, что вдруг объявилась парочка агентов, сулящих мне долгожданную свободу? – Он бросил на Дункана враждебный взгляд. – Однажды мне это уже обещали, и не было в том ничего, кроме лжи.

Нетерпение Дункана перешло в злость.

– Мы вытащим тебя отсюда. А после можешь жаловаться!

– Но здесь у меня есть всё, что нужно. Бумага, мои приборы, а главное – он постучал себя по лбу – моя голова. Одно время всё складывалось для неё не слишком благоприятно, но тогда я последовал твоему совету. – Он опять обратился к Изиде: – Рассказывал Дункан тебе об этом? Примерно через год после того, как он разыскал меня и доставил сюда, Дункан пожаловал, чтобы поглядеть, во что я превратился. Он пообещал мне свободу в обмен на признания, которые желал от меня услышать, а именно: что я все эти годы сотрудничал с сопротивлением и что план Санктуария составлен для нападения на Совет. Чушь, да и только! Но он хотел всё это услышать, чтобы успокоить свою совесть. Чтобы самому себе внушить, что ради справедливости передал меня в руки здешних палачей. Тогда я был слаб, тело – изувечено, а когда я в конце концов сказал всё, что Маунд от меня требовал, он просто удалился. Пообещал мне свободу, но, будь у меня голова посветлее, я бы раскусил его. Но тогда я был человеком сломленным. Я хватался за любую соломинку… Я всё подтвердил, и Дункан Маунд покинул это место как человек, исполнивший свой долг. Как один из добропорядочных людей. – Взгляд Дамаскана был устремлён на окаменевшее лицо Дункана. – Я отпустил тебе грехи, а они наш разговор прослушивали.