Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы рады вас видеть, — улыбнулась женщина и проводила их в гостиную.
Гелиан и Радомир присели на старый диван, в обивке которого протерлись дыры, и стали ждать появления хозяина дома.
— Ивану не здоровится сегодня, — натянуто улыбнулась женщина и предложила гостям выпить чего-нибудь.
Отказываться было непринято. Спустя минут десять, проведенных в гробовом молчании, перед Радомиром и Гелианом накрыли небольшой стол с выпивкой и закусками. Хозяин дома выходить не спешил и это тревожило Радомира.
— Дети в школе, — произнесла женщина, наполняя стаканы бормотухой и соком. — Обычно в доме более шумно, — улыбнулась она.
— Галя, ты питье принесла?! — раздалось в коридоре.
— Принесла! — крикнула Галина и присела на диван рядом с Радомиром.
В комнату вошел мужчина, которого Радомир иногда видел в Главном доме. Его звали Иван Ребров и он отвечал за парники и сбор урожая в них.
Гелиан и Радомир встали, чтобы поприветствовать хозяина жилища.
— Рад видеть вас, господа, — поклонился Иван и присел в кресло напротив стола.
Радомир обратил внимание на внешний вид Ивана: рубаха была чистой, но измятой, как будто он успел в ней поспать, штаны так же сильно потрепаны жизнью, как и наряд Галины.
— Я отправил вам записку давеча, — начал разговор Радомир. — Вы получили ее?
— Конечно получил, — хмыкнул Иван, наливая себе в стакан бормотухи. — Если бы не получил — был бы уже на работе.
— Конечно, — сдержанно кивнул Радомир.
— Ну, чего сидите? Давайте выпьем, наконец! — предложил Иван и, не дожидаясь, пока гости поднимут стаканы, быстро глотнул бормотухи.
Радомир и Гелиан едва пригубили пойла, а Галина и вовсе не стала пить.
— Мы пришли к вам, — продолжил Радомир, — чтобы…
— Я знаю, зачем вы пришли, — перебил его Иван. — И вот, что я скажу тебе, сынок: выпей еще стаканчик, а потом забирай свои подарки и уходи из этого дома: здесь тебе счастья все равно не сыскать, а горе, если понадобиться, отыщет тебя само.
— Иван, — прошептала Галина.
— А что я должен ему сказать? — повысил тон Иван. — Пожелать счастья с этой идиоткой?!
Радомир едва не подпрыгнул на месте: его остановила рука Гелиана.
— Господин Ребров, — обратился к нему Гелиан, — мы пришли, чтобы благословения у вас на брак Радомира и Авроры попросить. Кроме благословения нам ничего не нужно.
Иван налил себе еще и на этот раз гостям выпить не предложил.
— Радомир, — произнес он, ставя пустой стакан на стол, — ну, погулял ты с ней, время провел хорошо, наверное… Такое с молодыми случается… Сейчас народ этим не удивишь вовсе, — усмехнулся он. — Ну, узнал кто-то об этом… Заговорили… Посудачат и забудут, делов-то!
Радомир вновь попытался подорваться и вновь рука Гелиана остановила его.
— Вы о дочери своей говорите, — сквозь зубы процедил Радомир, — а не о блуднице какой… — выдавил он из себя.
— Нет у меня дочерей, — ответил Иван. — Сыновья одни. А воспитанница моя — блудница и есть, если с тобой легла, пока в девках ходила…
— Замолчи! — воскликнула Галина, прижав ладонь к губам. — Замолчи, прошу тебя… — застонала она, слезами умываться начиная. — Аврора — хорошая девочка. Не смей ее имя в грязи валять…
— Что хорошего она сделала за свою жизнь? — закричал Иван. — Что хорошего она принесла в этот дом? Пересуды? Насмешки? Смерть?!
— Господи, замолчи! — ревела Галина.
— Не вздумай судьбу свою с этим проклятием связывать! — шипел Иван к Радомиру через стол наклоняясь. — И дело даже не в том, что с головой она не в ладах… Несчастье за ней по пятам ходит и всех, кто отношение к ней имеет, в пустошь изгоняет. Сначала сына моего вынесли, затем Август сам ушел, потом Елену схоронили…
— А Елена здесь причем? — едва сдерживая гнев, спросил Радомир.
— Да ненавидела ее Аврора лютой ненавистью! Может и не знал ты, но мы-то все видели, что Аврора неровно к тебе дышит! Катерина сказывала, что после того, как ты о помолвке своей объявил, Аврора в кровь руки на тренировочном поле себе разбила. Она и с Кириллом моим ругалась из-за Елены твоей. Ты же знаешь, что сыну моему обещана Елена была, но вышло так, что тебя она полюбила… Вот и не сложилось у них… Аврора Елену скверными словами называла, и Кирилл за то Авроре по лицу врезал.
— Он ударил ее? — не понял Радомир.
— Он не хотел! — взвилась Галина. — И Аврора о том знает!
— Каждый место свое знать должен, и дочь блудницы в том числе! — ревел Иван.
— Что ты говоришь такое?! — взвыла Галина с дивана поднимаясь. — Все, что есть у тебя — Аврора тебе дала! Кириллу дом помогла построить! Детей наших одевает по сей день! Как язык у тебя поворачивается о дочери своей такое говорить!
— Не дочь она мне! — Иван встал. — Воспитанница моя, но не дочь!
— Господи! — рыдала Галина. — Ты из ума выжил! Бормотуха тебя отравила! Не слушайте вы его! Не слушайте!!! Ступайте к Кириллу! Если согласие на брак получить хотите, идите к брату ее, и он вам даст благословение, как старший!
— Где живет Кирилл? — спросил Гелиан, с дивана поднимаясь.
— Три квартала вниз по улице. Десятый дом у него. Я предупредила его поутру, что гости к нему явиться могут! Он будет ждать!
— Если Кирилл ей свое согласие даст, пусть в дом этот больше не приходит! — закричал Иван.
— А он и так в него больше не ходит! — голосила Галина. — Ты же сына своего родного три года как в глаза не видел! Ни сына, ни внучку! А теперь и Авроре зло пытаешься учинить! За что? За что ты так?!
— За то, что сына моего на тот свет свела… — зашипел Иван.
— Это того, который надругаться над ней со своими дружками пытался? — голос Радомира не дрогнул, и все вокруг застыли: Иван с ужасом в глазах, Галина со страхом, а Гелиан — с неверием.
— Это она тебе рассказала? — просипел Иван, обратно в кресло плюхаясь. — Вот где сучка!!!
— Он не хотел… — прошептала Галина. — То друзья его хотели, а он не хотел…
— Ей же четырнадцать было, — произнес Радомир, на ноги вставая. — Совсем еще ребенок. А они ей руки порезали…
— Красивой она уродилась, — зашипел Иван. — Красивой, как смертный грех. Как двенадцать ей исполнилось, мужики вокруг замечать ее стали. Мальчишки на улице проходу не давали. А Ярик… Кто ж виноват, что на красоту ее он тоже поддался? Болел ею сын мой… Напился однажды и с дружками ее на улице встретил. Она грубо ответила ему, и он разозлился, что нос, убогая,
