Выше по тропе темнокожий эльф расхаживал в тени ближайшего дерева. Красного дерева с маленькими фиолетовыми цветками – именно его ей показывали Грейди с Эдалин.

Он вытер глаза и, склонившись, погладил надгробный камень.

Надгробный камень его матери.

– Вайли.

Софи не осознала, что позвала его вслух, пока он не обернулся к ней. Прищурился. А затем глаза его распахнулись, и он попятился, будто прекрасно знал, кто она такая.

– Софи? – окликнул Декс, подбегая к ней. – Ты как?

– Нормально, просто… – она сделала шаг вперед. Лишь один – посмотреть, как Вайли отреагирует.

Он не шевельнулся.

– Дай мне секунду, – сказала она Дексу. Он явно хотел что-то сказать, но сдержался. Сандор тоже за ней не последовал.

Кожа Вайли была светлее, чем у его отца, а черты лица более резкими. Но глаза.

У него были глаза Прентиса – но они полнились жизнью и миллионом противоречивых эмоций. Ему было лет двадцать – что было логично, но ей всегда было легче представлять его как ровесника, никогда не знавшего своего отца. А раз ему было двадцать, то он знал его и любил семь или восемь лет перед его смертью. И всю жизнь прожил с разбитым сердцем.

Из-за нее.

– Это же ты, да? – спросил Вайли, когда она подошла ближе. – Та самая.

Софи через силу кивнула.

Вайли тоже кивнул.

Она думала, что он начнет кричать, вопить, кидаться вещами – да что угодно. Но он лишь пристально и долго посмотрел на нее, заставив поежиться, и прошептал:

– И чего ты ждешь?

– В смысле?

– Ты должна все исправить. Он сказал, ты все исправишь.

– Кто? Твой отец?

– А кто еще?

– Не знаю. Я не знаю, о чем ты!

Вайли сжал пальцы в кулаки, и тут же Сандор оказался рядом с Софи.

Вайли отступил.

– Перед всем этим… если что-то вообще было… он сказал, что мне не стоит волноваться. Что ты все исправишь. Так чего же ты ждешь?

– Я… не понимаю.

Он думал, что она поможет его отцу? Она даже не знала, сможет ли помочь Алдену – и надежда все еще теплилась, потому что его разум разрушился от вины, а не от взлома памяти.

Она видела разум Прентиса. Может, крохотная часть его и осталась. Но все остальное явно вверглось в безумие. Как ей такое вылечить?

Разве что именно это он и пытался ей сообщить. Подсказка из поэмы – может, в ней говорилось о том, как его излечить?

Но как можно восстановить разрушенный разум, последовав за птицей?

– Ты должна была все исправить, – повторил Вайли.

Она не знала, говорит ли он правду, но это было неважно. Потому что его слова пересиливала другая истина.

– Прости. Я не знаю как.

Вайли вздохнул. Тяжело вздохнул – так, будто одновременно фыркнул и издевательски усмехнулся голосом, полным презрения. А затем он повернулся и ушел, ничего не говоря.

Сандор положил тяжелую руку Софи на плечо.

– Не принимайте близко к сердцу слова несчастного мальчика.

Софи хотела бы согласиться, но…

Может, ради этого «Черный лебедь» отправил ее в Изгнание? Не ради Финтана, как подумал Алден. Ради Прентиса.

И не чтобы прощупать его разум.

Чтобы его излечить.

Это бы объяснило, почему Прентис согласился на взлом памяти. Почему был готов пожертвовать собой, оставить семью и все бросить.

Может, он думал, что все вернет – что она «все изменит», – и все это время он ждал, что она придет и исправит случившееся?

И это приводило к более важному, более страшному вопросу.

Раз таков был план «Черного лебедя», почему он не сработал, когда она влезла в разум Прентиса?

– Может, я и правда дефектная? – прошептала Софи.

Она надеялась, что сказанные вслух слова покажутся глупыми и невозможными и все опровергнут.

Но вместо этого они казались… правдивыми.

– Мисс Фостер? – окликнул Сандор, когда по ее щеке стекла слеза. – Мне разыскать Элвина?

Она покачала головой. Элвин не смог бы ей помочь.

Если Вайли был прав, то проблема скрывалась глубже кожи и клеток.

Она была в ее генах.

– Ты так долго пялишься на свое отражение, что я уже все ресницы тебе пересчитала, – произнесла Вертина, и Софи моргнула. – Ты знала, что на левом глазу их сто двадцать семь, а на правом только сто девятнадцать?

– Нет, – пробормотала Софи, вытягивая болтающуюся ресницу с левого века.

– Я не говорила их уравнивать!

Софи сдула ресничку и снова попыталась отыскать доказательство, что Вайли ошибся – какое-нибудь свидетельство того, что она полностью здорова и нормальна, а таланты ее действуют именно так, как должны.

Но все равно видела она только глаза.

Ненормальные карие глаза, из-за которых она выделялась среди остальных. «Черный лебедь» ведь не специально их такими сделал, так? Зачем им это? А с аллергией что? Они явно не самостоятельно наградили ею Софи. А раз этого они не планировали, какие еще веселые сюрпризы преподнесет их генетическая манипуляция?

Не сводя глаз с «Подпитки от исчезновения», свисающей с шеи, Софи в триллиардный раз прокрутила в голове слова Вайли. От них до сих пор тошнило и бросало в дрожь – но вместе с тем в них была надежда. Если он не врал – и если в ней действительно сидел дефект, – значит, на свете существовал способ помочь Алдену. И Прентису. И кто знает, кому еще.

Осталось лишь сначала вылечиться самой.

Но как? Генетический код менять было слишком поздно. И она даже не знала, когда начались проблемы и как далеко они зашли.

А может, и знала…

Она подошла к стеклянной стене комнаты и уставилась прямо на солнце.

Свет переполнил голову, отчего та заболела, а комната накренилась, и неожиданно Софи оказалась на полу, хотя сама не заметила, как упала.

Заморгав, она помассировала виски и глубоко задышала, пока боль не прошла и не получилось принять сидячее положение.

Может, Бронте с Вайли были правы.

Может, свет влиял на нее не потому, что она едва не исчезла.

Может, она едва не исчезла, потому что «усиленная» концентрация не работала, как надо. И это бы объяснило, почему она отчасти исчезала даже с двумя нексусами.

Вдруг ее мозг просто работал совершенно неправильно?

Софи сомневалась, что Элвин сможет такое вылечить – чтобы попытаться, ему нужно было понять, что не так, а его очки такое явно не показывали.