Симон Кананит, один из двенадцати ближайших апостолов Иисуса. Так что мы сейчас находимся в очень интересном месте.

Ещё бы место не было интересным, если я каждой клеточкой своего тела чувствовал потоки чистой Силы, которые пронизывали здесь буквально всё.

– Это очень интересное место, – присоединился Сталин. – Думаю, что неправильно держать его в таком виде. Нужно посоветовать местным товарищам организовать здесь музей и водить сюда экскурсии. Или у тебя, Виктор, есть другое мнение?

– Есть, Иосиф Виссарионович. Ко мне китайские монахи и мастера боевых искусств едут. Я всё голову ломал, где их разместить, а здесь такой монастырь пустует. Вот и думаю я, что было бы неплохо отправить китайцев сюда, чтобы они здесь пообщались с православными монахами. Так сказать, взаимопроникновение культур. И монастырь в порядок приведут, и друг друга чему-нибудь да научат. А где-то рядом построить учебный центр для наших бойцов, тем более что инструкторы будут под боком.

– То есть ты предлагаешь вернуть монастырь церковникам? – Сталин посмотрел прищурившись.

Он из моих рассказов прекрасно знал, во что превратилась РПЦ в том, моём мире.

– Ни в коем случае. Монастырь будет в собственности государства как памятник зодчества, о чём повесим соответствующую табличку. Просто мы сдадим его в аренду монахам, но с условием, что здесь будут проживать ещё и буддийские монахи, что все они совместно будут поддерживать порядок на территории монастыря и вокруг него.

– Денег просить будут, – Сталин задумчиво посмотрел на меня.

– Так дадим. Как оплату за содержание зданий. А самим монахам зарплату пусть их Синод платит и радуется, что его не распустили. Китайцев же поставим на довольствие по нормам Красной Армии для среднего комсостава.

– Надо будет это как следует обдумать, – поставил точку в обсуждении Сталин.

Мы ещё немного погуляли по окрестностям, сходили полюбоваться Новоафонским водопадом и поехали обратно.

Отпуск пролетел как одно мгновение. Мы все загорели, так что пришлось пару раз применять свои способности и лечить обгоревшую молодёжь. Правда, Настя, эта чертовка, всё время просила Василия намазать её спинку сметаной, чем вызывала смех у Ольги и приступ застенчивости у своего воздыхателя. На Василия в этот момент было смешно смотреть. Он так заботливо и нежно наносил рукой кисломолочный продукт на спину подруги и так отчаянно краснел при этом.

А я наслаждался каждым моментом отдыха, прекрасно зная, что на несколько ближайших лет это мой последний отпуск.

Глава 18

Вернувшись из Абхазии в Москву, я через пару дней уже сидел в кабине нашего стратега Ту-36 «Медведь» и на высоте 12 тысяч метров, в сопровождении ещё четырёх таких же «Медведей», всех, что успели к этому времени принять на вооружение, летел на восток, в Хабаровск, где уже построили бетонную взлётную полосу длиной в 3 километра.

В кресле командира сидел Чкалов. Он немного дулся на меня за то, что, с подачи нашего комитета, была закрыта программа перелёта через Северный полюс в Америку. Я долго объяснял Чкалову, что этот полёт – бессмысленная трата народных средств и отвлечение авиаконструкторов от работы. Ведь им придётся заниматься рекордным самолётом, вместо более нужных нам. Впрочем, Валера, а мы с ним, несмотря ни на что, стали на ты, долго обижаться не умеет. На редкость жизнерадостный человек. И погибнуть ему в этом году в декабре я не позволю. Ему ещё Берлин бомбить, а там, кто знает, может, с полной загрузкой и через океан придётся лететь. Исполнится его мечта, и попадёт он в эту самую Америку. Главным калибром.

Пока летели, успели пару раз перекусить бортпайком и попить кофе. Тоже моё нововведение. Как и туалет на борту. Просто предложил Туполеву слетать на полную дальность без всего этого. Туполев всё понял, и теперь комфорту экипажа уделяется достаточно много внимания. Тот же кофе для борт-пайков закупается в Южной Америке. Чкалов жевал бутерброд и с довольной улыбкой поглядывал в бортовой иллюминатор на проплывающие внизу облака. Вот то, что называется, человек болен небом.

В целом полёт проходил нормально. Машины вели себя превосходно, экипажи работали слаженно, изделия, а это одна 10-тонная О ДАБ, 2 штуки весом в 500 килограммов и большое количество 50-килограммовых авиабомб, заключённых в РРАБы (ротационно-рассеивающие авиабомбы), ждали своего часа. Все эти «гостинцы» предназначались штабу Квантунской армии и резиденции императора Маньчжоу-го в Синь-цзине, марионеточного государства, созданного японцами на оккупированной китайской территории. В этом мире, в отличии от моего, СССР не признал этого образования и не устанавливал с ним дипломатических отношений.

Бомбить мы будем с высоты 8 тысяч метров, а потому на всех пяти наших бомбардировщиках были нанесены изображения Красного Дракона в Золотой звезде вместо красных звёзд. И вроде всё было просчитано и предусмотрено, но всё же было немного тревожно. Ведь это первое боевое применение и боеприпасов, и самолётов.

Силой воли гнал дурные мысли, но получалось не очень. А когда, по моим прикидкам, пролетали почти над самим Чагояном, то на меня накатила сильная грусть. Где-то там, совсем рядом, внизу, жили люди, ставшие мне родными. Дядька Андрей, тётка Дарья.

Как они там? Судя по письмам, что приходили минимум раз в месяц, всё у них хорошо, но как же хотелось увидеть их и обнять.

Начало боевых действий ничем не отличалось от того, что было в моём мире. Разве что Генриху Люшкову[29] в этот раз не удалось бежать к японцам. Предупреждённые заранее, за ним выехала опергруппа, но тот, видимо, что-то почуял и сорвался в бега раньше времени. При переходе границы был застрелен бдительным пограничником. Страж границы получил благодарность и краткосрочный отпуск.

Блюхер всё так же самовольно приказал пограничникам на сопке Заозёрной засыпать один из вырытых окопов и перенести проволочное заграждение поближе к своим позициям. 29 июля 1938 года рано утром японская рота атаковала позиции наших пограничников на сопке Безымянная и после ожесточённого боя заняла её. К вечеру японцев выбили с позиций.

А вечером 30 июля японская артиллерия открыла беглый огонь по сопкам Заозёрная и Безымянная. Под прикрытием артогня два полка японцев заняли сопки и начали строить на них укрепления. Блюхер растерялся и бросил в атаку на окопавшегося противника два батальона без какой-либо артподготовки. И это при том, что у него поблизости расположились батареи 160-и 240-миллиметровых самоходных миномётов, отправленных сюда на боевые испытания.

Сразу после безуспешной атаки Блюхер позвонил на наш аэродром и потребовал срочно вылететь бомбить окопавшихся японцев. Ему отвечал Стефановский как командир особой авиагруппы. Он крайне вежливо уведомил Блюхера, что авиагруппа подчиняется