Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Шимановске в управлении НКВД раздобыл себе автомобиль ГАЗ-Ml, знаменитую «эмку», и на ней отправился в Чагоян. Чем ближе подъезжал, тем учащённее стучало сердце. Шесть долгих лет назад я появился в этом мире именно здесь. Отсюда мы с Настей отправились в большой мир. Здесь остались те, кто стал нам с ней родными.
У ворот меня встречал дядька Андрей с тёткой Дарьей, своей женой и местной целительницей.
– Ну, здравствуйте, Андрей Григорьевич и Дарья Степановна! – Я по очереди обнял и расцеловался с дорогими мне людьми.
Бывший урядник Селивёрстов, одетый по случаю в казачий китель с полным георгиевским «бантом», вытянулся во фрунт и громко отрапортовал:
– Здравия желаю, ваше превосходительство товарищ генерал.
Мне это напомнило сцену из одного советского фильма о войне, там, где жители приветствуют наших воинов-освободителей, и старик точно так же титулует нашего генерала.
– Какое же я превосходительство, дядька Андрей. Для тебя я навсегда Витька.
– Не прав ты, Витюша, – вступила в разговор тётка Дарья, – ты теперь не Витька, а Виктор Михайлович, наша гордость. Большим человеком ты стал, в чинах немалых. – И тут же всплеснула руками: – Да что же мы у ворот-то стоим. Пожалуйте в дом, Виктор Михайлович, отведайте, что Бог послал.
В доме ничего не изменилось, разве что одна из стен в горнице была полностью увешана нашими фотографиями, которые мы сюда присылали. Здесь и мои фото в форме, и в ставшем уже легендарным белом костюме, и Настины школьные и концертные, и Ольгины, и наши общие. Было даже фото, где мы втроём сидим за столом в беседке со Сталиным. Это, видимо, Настя его прислала. На комоде стоял новенький патефон и лежали наши пластинки. Видно было, что крутят их часто.
Далее пошли бесконечные расспросы о нашей жизни, о здоровье, об Ольге. И не собираемся ли мы порадовать всех прибавлением в семействе. Уже вечером, когда дядька Андрей вышел во двор покурить, тётка Дарья сказала мне:
– А ты стал очень сильным. Такой силы я никогда не чувствовала. Даже и не знаю, есть ли на свете кто-то более сильный, чем ты. Ты только во зло эту силу не применяй.
Когда вернулся дядька Андрей, я вновь завёл разговор о переезде Селивёрстовых к нам.
– Ну что вы будете здесь, в тайге, куковать? У нас огромный дом, квартира в Москве. А кто мне сыновей будет воспитывать правильными людьми?
– Про дом нам Настя писала. Сказывает, что его вам сам Сталин подарил. Да и живёте вы соседями. – Тётка Дарья вздохнула. – Она тоже зовёт нас. Да только боязно бросать всё нажитое и ехать в даль такую. И как там нас встретят-приветят. Будет ли Ольга нам рада?
– Нужны вы мне очень, – тяжело вздохнул я. – Вы только о том никому не говорите, но скоро начнётся война. Я тебе, дядька Андрей, о ней говорил когда-то. Я уйду на фронт, а девчонок своих на кого оставлю? Я и сейчас дома бываю редко, да и ненадолго. Так что выручайте, мои дорогие. А Ольга и сама не раз говорила, что надо вас к нам жить перевезти. Места у нас достаточно, есть отдельный дом, специально для гостей. Живите где хотите.
– Подумаем мы ещё немного, Виктор. – Дядька Андрей хлопнул себя по коленке. – А сейчас давай-ка наливочки ещё по одной выпьем. Радостно мне видеть тебя таким. Родители твои гордились бы тобой.
Итогом наших посиделок за эти три дня стало то, что Селивёрстовы пообещали до конца года перебраться к нам.
Глава 19
И вновь самолёт словно завис на одном месте над бесконечной тайгой. Лишь промелькнувшие изредка речка или озерцо давали понять, что мы всё же летим вперёд. Сами собой вспомнились строки из песни «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги».
В Москве сразу поехал в Кремль на доклад к Сталину.
– Вот, полюбуйтесь, товарищи! – Сталин обратился к находившимся у него в кабинете Кирову, Будённому и Ворошилову. – Генерал-лейтенант Головин прибыл из самовольной отлучки. – В глазах у него плясали весёлые огоньки. Было видно, что он смеётся. – А скажите, товарищ нарком обороны, что у нас полагается военнослужащему за самовольную отлучку со службы?
– За самовольную отлучку в мирное время у нас по Уставу полагается арест на гауптвахту на пять суток, – абсолютно серьёзно ответил Ворошилов.
– Что вы на это скажете, товарищ Головин? – Сталин затянулся своей трубкой и, выпустив клуб дыма, посмотрел на меня.
– Я скажу, что, во-первых, я не генерал-лейтенант, а генерал-майор, а во-вторых, самовольной отлучки не было, а была спецоперация по обеспечению безопасности тыла. Дядьку своего я уговорил-таки переехать с супругой к нам в дом.
– Я, товарищ генерал-лейтенант, никогда не ошибаюсь в воинских званиях. Это во-первых. – Сталин ткнул в мою сторону рукой с зажатой в ней трубкой. – А во-вторых, молодец. Правильно сделал, что уговорил. И тебе спокойнее будет, и жене твоей с сестрой веселее. И приведите свою форму в порядок, товарищ генерал-лейтенант! – Он широко улыбнулся. – Есть мнение, что за выполнение особого задания тебе нужно присвоить новое воинское звание и наградить орденом Красной Звезды и знаком «Участнику Хасанских боёв». Мы его заранее изготовили для награждения всех участников.
Сталин протянул мне коробочки с наградами и маленькую подушечку с парой золотых звёздочек для петлиц.
– Служу Советскому Союзу! – Я встал по стойке смирно.
Будённый помог мне разместить награды и знаки различия на кителе, и я начал доклад о проведённой операции. Упомянул и про дуэль с японским самураем, и о письме императору Хирохито. Кстати, тот меч, которым я дрался, разведчики подарили мне. Они его сняли с убитого японского офицера, когда были в поиске за линией фронта. Будет ещё одним экспонатом в моей коллекции холодняка.
Сталин одобрил все мои действия. Общая картина вырисовывалась следующая: после того как был полностью уничтожен штаб Квантунской армии со всеми штабными офицерами, командующим и начальником штаба, а заодно до основания разрушен дворец императора Маньчжоу-го Пу И (сам он чудом уцелел, буквально за пару часов до бомбёжки выехав на инспекцию в одну из частей своей армии), произошла потеря управления войсками. Ещё через несколько часов стали приходить панические вести о страшной бомбёжке Синьцзиня неизвестными огромными самолётами. Пошли слухи