–Останься.

–Что?– Яозираюсь.– Но…

–Будь моей, Персефона. Ипозволь мне быть твоим. На людях инаедине.

Ясмотрю на него, ивмоей груди, словно пойманная вклетку птица, трепыхается только один ответ:

–Да.

Не знаю, чего яжду. Конфликта. Обвинений. Но Аид беспрепятственно проникает вряды Тринадцати. Прибывают репортеры, иПосейдон выходит вперед, чтобы сделать официальное заявление ипровозгласить Персея новым Зевсом. Истина интересует людей гораздо меньше, чем их собственное восприятие, исейчас это нам на руку. Пристальное внимание репортеров кАиду тоже не повредит.

Все это время выражение лица Аида остается расслабленным, будто он регулярно посещает пресс-конференции. Его дискомфорт выдает только то, как он тайком от всех крепко держит мою ладонь. Когда все начинают расходиться, яльну кего щеке ишепчу ему на ухо:

–Ты прекрасно справился. Мы почти закончили.

–Собралось больше людей, чем яожидал,– щепчет он, едва шевеля губами.

–Яне дам тебя вобиду. Обещаю.

Мы идем кмашинам, но репортеры мчатся за нами, засыпая его таким количеством вопросов, что яедва за ними поспеваю.

–Вы все это время были внижнем городе?

–Почему появились сейчас? Это связано со смертью Зевса?

–Вы тот загадочный мужчина, скоторым сбежала Персефона Димитриу?

–Вы официально вместе?

Яподнимаю руку, переключая их внимание на себя.

–Друзья, мы срадостью сделаем официальное заявление… завтра. Сегодня мы собрались, чтобы оплакать смерть Зевса.– Уменя было достаточно практики публичных выступлений, иябез запинки произношу эту ложь. Просто жду. Наконец, они замолкают исосредотачиваются на сегодняшних событиях.

Когда нам наконец-то удается вырваться, Аид поворачивается ко мне иснова смотрит на меня так, будто впервые видит.

–Мой рыцарь всолнечных доспехах спешит спасти меня от прессы.

–Да, не тебе одному нравится играть роль героя.– Снова сжимаю его руку.– Нужно немного привыкнуть, чтобы научиться управляться сэтим цирком.

–Думаю, япрекрасно справляюсь, пока ты рядом.– Он не ждет моего ответа. Просто заключает вобъятия изахватывает мои губы впоцелуе. Яспешу встать на цыпочки иобнять его за шею. Слышу вспышки камер инарастающий шепот, но мне все равно.

Когда он наконец поднимает голову, яцепляюсь за него, чтобы уменя не подкосились ноги.

–Едем домой.

–Да.

–Яимею ввиду, не только сегодня. Навсегда. Переезжай ко мне.

–Язнаю, что это ты иимел ввиду.– Яулыбаюсь, быстро чмокнув его вгубы.– Имой ответ остается прежним. Согласна на все.

–Ты готова?

Персефона улыбается мне своей счастливой, настоящей улыбкой.

–Ты уже десять раз спросил меня об этом за последний час.– Она подталкивает меня плечом.– Ты что, нервничаешь?

Нервничать– слишком обыденное слово. За две недели стех пор, как явышел из тени иступил всверкающее змеиное гнездо, которое представляет собой верхний город, ко многому пришлось приспособиться. Персефона была рядом на каждом этапе пути, умело направляя меня во время каждого взаимодействия с прессой. Не знаю, что бы яделал без нее.

Молю богов, чтобы мне никогда не пришлось это выяснять.

Но сегодня? Сегодняшний вечер только для нас.

–Яне нервничаю,– наконец отвечаю я.– Если ты не готова…

–Аид, яготова. Готова как никогда.– Она смотрит на дверь, ведущую вигровую комнату. Она слишком хорошо звукоизолирована, чтобы можно было услышать собравшихся за ней людей, но мы оба знаем, что они там. Ждут.

Персефона делает вдох.

–Как явыгляжу?

Аэтот вопрос она задала мне уже множество раз стех пор, как явошел вкомнату иувидел, как она одевается.

–Ты само совершенство.– Это правда. Она оставила свои длинные светлые волосы распущенными, завив их волнами, инадела новое творение Джульетты. Еще одно черное платье, которое облегает ее тело, и,бретелью охватывая шею, струится по груди, животу ибедрам, иволнами дожится уног. Аеще унего низкий вырез на спине, икаждый раз, когда она поворачивается, мне приходится бороться сжеланием встать на колени ипоцеловать впадинку внизу ее позвоночника.– Маленькая сирена…

–Яготова.– Она подскакивает ибыстро целует меня вгубы.– Яправда готова. Честное слово.

Ловлю ее на слове.

–Тогда идем.

Мы уже обсудили, как все пройдет. Яописал ей все шаг за шагом. Порой неожиданность– это часть игры, но яне хочу, чтобы что-то испортило ей ночь. Нашу ночь. Тем более когда происходящее кажется особенно значимым шагом вдвух перевернутых сног на голову жизнях.

Яведу ее вкомнату. Как ипрежде, она обставлена всоответствии смоими требованиями. Мебель вокруг платформы отодвинута чуть дальше, ясно давая понять, что состоится представление без приглашения принять внем участие. Свет приглушен, все места заняты.

Персефона свободно, сдоверием держит мою руку ирадостно следует за мной между креслами идиванами кплатформе. Прежде чем яуспеваю дать ей последний шанс передумать, она легко поднимается ивыходит на свет. Бросает на меня взгляд через плечо, будто знает наверняка, что ясобираюсь сделать. Подавив улыбку, яподнимаюсь за ней.

Свет создает совсем другое уединенное пространство, чем тень. Явижу каждый сантиметр ее тела, но остальная часть комнаты размыта ярким светом. Это тоже можно исправить, если все повторится снова, но сегодня все организовано так, чтобы она как можно лучше провела время.

Яуказываю на центр платформы.

–Встань сюда.

–Да, господин,– чинно отвечает она, будто на ее губах не играет порочная улыбка.

Ямедленно обхожу ее кругом, усиливая предвкушение. Боги, она просто безупречна, имне струдом верится, что она моя. Исделала меня своим так же надежно, как если бы вытатуировала свое имя на моей душе. Ясделаю что угодно ради этой женщины. Завоюю верхний город. Выгоню остальных членов Тринадцати из их безопасных башен. Дам очередное бесконечное интервью репортеру желтой прессы.

Яподбрасываю подол ее платья, ион развевается вокруг ее бедер.

–Если задеру платье, обнаружу, что ты не надела трусики?

Ее улыбка становится шире.

–Есть только один способ это выяснить.

–Через миг.– Мне удается сдержать улыбку при виде ее явного разочарования. Яподхожу ближе и,проведя ладонями по рукам иплечам, обхватываю ее лицо. Понижаю голос, чтобы слышала только она.– Утебя есть стоп-слово, и,если вкакой-то момент захочешь, чтобы все прекратилось, только скажи. Все прекратится.

Она слегка сжимает мои запястья.