Если не заключу эту сделку, то больше никогда его не увижу.

Яберу мать за руку, имы обмениваемся крепким рукопожатием.

–Договорились.

Она ушла.

Сижу на кровати, когда рассвет только начинает красться по небу, исмотрю на пустую кровать. Комната еще никогда не казалась такой огромной, такой пустой. Яощущаю ее отсутствие вдоме, словно потерю конечности. Мне больно, но нет источника боли. Ее не излечить.

Наклоняюсь иприжимаю ладони кглазам. Ясмотрел записи скамер охраны. Видел, как она ушла сГермес. Будь дело только вэтом, ябы, может, списал все на то, что Персефона передумала, на то, что после случившегося она больше не хочет иметь ни малейшего отношения ни ко мне, ни кэтой войне.

Но она оставила сестру.

Инадела черное платье.

Яне из тех, кто ищет знаки там, где их нет, но она уже надевала черное платье. Сегодняшний вечер стал для нас поворотным моментом, одним из последних вдлинной череде многих. Тогда она стояла рядом со мной вчерном, имы почти признались друг другу вчувствах. Если бы ябыл ей безразличен, Персефона, уходя, не оделась бы, как моя темная королева. Не оставила бы здесь Эвридику, передав молчаливое послание, что доверяет мне безопасность ее сестры.

Она обозначает свою позицию.

Явскакиваю на ноги иподхожу ккровати. Времени на сон не будет, но нужно принять душ ипопытаться привести мысли впорядок. События развиваются слишком быстро. Ничего нельзя упустить.

Едва войдя вванную, явижу лист бумаги. Он оборван содной стороны, и,взяв его вруки, яузнаю страницу из книги, которую Персефона читала, когда явидел ее впоследний раз. Ее каракули почти невозможно разобрать, ияулыбаюсь вопреки всему. Единственная ее черта, не доведенная до совершенства. Записка короткая, но уменя все равно перехватывает дыхание.

Аид,

прости. Выглядеть все будет плохо, но даю слово, что делаю это ради тебя. Непростительно говорить это так, но яне знаю, будет ли уменя другой шанс. Ялюблю тебя. Яустроила этот бардак итеперь все исправлю.

Твоя

П.

Перечитываю снова. Затем втретий раз.

–Проклятье!

Если бы она оставила меня, чтобы спасти себя или своих сестер, мне было бы легче это стерпеть. Уменя были подозрения, но подозревать изнать правду– разные вещи.

Внутри зарождается что-то холодное иядовитое, когда яберу телефон ипроверяю сайты желтой прессы. Персефона ушла всего несколько часов назад, но ее снимки уже повсюду. Она вэтом черном платье на вечеринке Зевса. Зевс властно обнимает ее за талию. Она улыбается ему ослепительной улыбкой, настолько фальшивой иприторной, что уменя сводит зубы.

Она вернулась прямиком вего объятия, чтобы спасти меня. Уменя это вголове не укладывается. Она видела, как яподготовился. Знает, на что яспособен. Яимои люди можем выдержать все, что нам подбросит Зевс. Выйдет дурно, но мы справимся.

Персефона только что встала перед пулей, летевшей вменя.

От этой мысли холод внутри становится совсем льдом. Зевс заставит ее заплатить за то, что сбежала, за то, что позволила мне ласкать ее на глазах его партнеров. За то, что я,вего понимании, запятнал ее. Он выместит на ней свою ярость, идаже Персефона не сможет выносить это бесконечно. Наверное сможет ее тело, но не хрупкая душа, не внутренняя сила, которая делает ее самой собой. Зевс не из тех, кто терпит сопротивление.

Яобещал, что защищу ее.

Ялюблю ее, черт возьми.

Кладу записку туда, где взял, ивыхожу из ванной. Ятак часто блуждал по этим коридорам, что избегать своих людей икамер наблюдения для меня все равно что детская забава. Харон сума сойдет, когда поймет, что ясделал. Андреас никогда меня не простит. Но все это неважно. Важно только сделать все возможное, чтобы обеспечить Персефоне безопасность.

Даже если это означает, что она сбежит из Олимпа как можно дальше ибыстрее. Как можно дальше ибыстрее от меня. Пусть даже язнаю, что обретение Персефоной свободы означает, что япотеряю ее навсегда. Уж лучше япотеряю ее во имя мира иее свободы, чем она подчинится Зевсу, чтобы искупить реальные ивоображаемые прегрешения.

Яубью его.

Прохожу всего квартал от своего дома, когда из-за угла выезжает темный седан ипритормаживает рядом со мной. Окно спассажирской стороны опускается, иГермес слабо улыбается мне.

–Ты собрался совершить какую-то глупость.

Дионис сидит за рулем ивыглядит таким изнуренным, будто пребывает внедельном запое.

–УАида всегда была благородная жилка.

–Ябы не хотел, чтобы вы вмешивались. Знаю, как сильно это вам обоим не нравится.– Слова звучат резче, чем яхотел, но ничего не могу поделать. Вопреки здравому смыслу яначал считать Гермес иДиониса своими друзьями, ивот кчему это привело. Кпредательству. Нескончаемому гребаному предательству.

Ее улыбка исчезает.

–Мы все играем отведенные нам роли. Язнала, каков сценарий, когда брала эту роль.– Она бросает взгляд на Диониса.– Мы оба знали.

–Не увсех из нас был выбор.– Яне могу скрыть горечь игнев всвоем голосе. Яне хотел быть Аидом. Но возможность выбора была вырвана из моих рук вмиг, когда ясделал первый вдох. Слишком тяжелая роль для новорожденного, но никого не волновало, чего яхочу. Не моих родителей. Иуж точно не Зевса, когда он сделал меня сиротой исамым юным Аидом вистории Олимпа.

Гермес вздыхает.

–Садись вмашину. Это будет быстрее, чем идти пешком, да иты не захочешь заявиться кЗевсу потрепанным игрязным. Подача составляет восемьдесят процентов успеха переговоров.

Яостанавливаюсь. Машина тормозит рядом.

–Кто сказал, что янаправляюсь кЗевсу?

–Прояви хоть каплю уважения,– усмехается Дионис.– Любовь всей твоей жизни пошла на сделку, чтобы спасти твою шкуру, поэтому естественно, что ты совершишь очень романтичный, очень импульсивный шаг, чтобы спасти ее вответ.

Мой внутренний спор длится всего пару мгновений. Вконце концов, они правы. Они оба должны играть свои роли, как ивсе мы. Вменять им это ввину все равно что злиться на ветер за то, что он неожиданно изменил направление. Обойдя машину, ясажусь на пассажирское сиденье.

–Ты помогла ей уйти, Гермес.

–Она заказала мою услугу.– Гермес оборачивается посмотреть на меня, аДионис выезжает обратно на правую сторону дороги инаправляется на север.– Но даже если бы она этого не сделала, ябы все равно ей помогла.– Она барабанит пальцами по подлокотнику кресла, не всилах ни минуты усидеть на месте.– Она мне нравится. Иты мне тоже нравишься, когда ты сней.

–Сейчас яне сней.

Дионис пожимает плечами, глядя на дорогу.

–Отношения– сложная штука. Ты любишь ее. Очевидно, что она тоже тебя любит, иначе не помчалась бы спасать тебя от Зевса иостальных Тринадцати. Вы во всем разберетесь.