– И я побежал, – сказал Дэнни. – Побежал, но дверь оказаласьзакрыта. Я оставлял ее открытой, но она закрылась. Я просто не подумал сноваоткрыть ее и выбежать наружу. Мне было страшно. Поэтому я просто… я прислонилсяк двери, закрыл глаза и вспомнил, как мистер Холлоранн сказал: здешние штуки –все равно, что картинки в книжке и, если все время повторять про себя… «тебяздесь нет, уходи, тебя здесь нет…» она уйдет. Только у меня не получилось.

Голос малыша начал истерически подниматься.

– Она схватила меня… повернула… я видел ее глаза… какие они…и она стала душить меня… от нее пахло… ОТ НЕЕ ПАХЛО МЕРТВОЙ…

– Шшш, хватит, – встревоженно сказала Венди. – Хватит,Дэнни. Все хорошо. Это…

Она опять готова была запричитать. Венди Торранс –Причитания На Все Случаи Жизни. Своевременно. До конца.

– Пусть доскажет, – коротко распорядился Джек.

– Уже все, – сказал Дэнни. – Я отключился. Потому, что онаменя душила… или просто испугался. Когда я пришел в себя, мне приснилось, чтовы с мамой деретесь из-за меня, а ты опять хочешь Плохо Поступить, папа. Потомя понял, что никакой это не сон… что не сплю… и… намочил штанишки. Намочилштанишки, как какой-нибудь малыш. – Голова Дэнни опять упала Венди на свитер ион с ужасающей слабостью разрыдался; руки вяло и безвольно лежали в коленях.

Джек поднялся.

– Займись им.

– Что ты собрался делать? – лицо Венди переполнял страх.

– Я собрался сходить в этот номер. А что по-твоему? Выпитькофе?

– Нет! Джек, не надо, пожалуйста, не надо!

– Венди, если в отеле есть кто-то еще, нам надо знать.

– НЕ СМЕЙ ОСТАВЛЯТЬ НАС ОДНИХ! – взвизгнула она ему в лицо.От громкого крика с губ полетела слюна.

Джек сказал:

– Венди, ты замечательно подражаешь своей мамаше.

Тут она разрыдалась, не в состоянии укрыть лицо, потому чтона коленях у нее сидел Дэнни.

– Извини, – сказал Джек. – Но иначе нельзя, ты же понимаешь.Я же хренов сторож. Мне за это деньги платят.

Венди только сильнее расплакалась. Джек не стал успокаиватьее, он вышел из кухни и, когда дверь за его спиной захлопнулась, обтер губыносовым платком.

– Мам, не волнуйся, – сказал Дэнни. – С ним все будетнормально. Он не сияет. Ему тут ничего не может навредить.

Венди сквозь слезы сказала:

– Нет, не думаю.

Наверх он поехал на лифте, что было странно, поскольку с техпор, как они переехали сюда, лифтом никто не пользовался. Джек передвинуллатунную рукоятку и лифт, дрожа и задыхаясь, полез вверх по шахте. Латуннаярешетка бешено дребезжала. Он знал, что у Венди этот лифт вызывает настоящийстрах перед замкнутым пространством, просто ужас. Ей все время представлялось:вот они втроем застревают между этажами, а снаружи бушуют зимние бураны; у неена глазах все худели, слабели и умирали от голода. А может быть, обедали другдружкой – как та команда регбистов. Джек вспомнил, что видел в Боулдереогромную афишу: «КОМАНДА РЕГБИСТОВ СЪЕЛА СОБСТВЕННЫХ МЕРТВЕЦОВ». Можно былопридумать и другие варианты: «ТЫ – ТО, ЧТО ТЫ ЕШЬ». Или меню: «Добро пожаловатьв столовую „Оверлука“, гордости Скалистых. Обед на крыше мира. Фирменное блюдо– человеческий окорок, зажаренный на спичках». По лицу Джека снова скользнулапрезрительная улыбка. Когда на стене шахты появилась цифра два, он вернуллатунную рукоятку в исходное положение, и лифт со скрипом остановился. Джеквынул из кармана экседрин, вытряс в ладонь три таблетки и открыл двери лифта.Он ничего не боялся в «Оверлуке». Он чувствовал, что между ними возникласимпатия.

Джек зашагал по коридору, одну за другой закинув в рот и разжевавтаблетки. Свернув за угол, он оказался в коротком коридорчике, ответвляющемсяот главного. Дверь в номер 217 была приоткрыта. Ключ на белом шнурке торчал иззамка.

Он нахмурился, чувствуя, как волной поднимается раздражение,и не на шутку рассердился. Мальчишка сунул нос не в свое дело, а что из этоговышло – неважно. Ему было сказано – и сказано совершенно недвусмысленно – чтоопределенные зоны «Оверлука» табу: сарай, подвал и все номера. Как только Дэнниопомнится от испуга, Джек поговорит с ним. Поговорит разумно, но строго. Многиеотцы не ограничились бы простой беседой. Они бы задали хорошую трепку… можетбыть, это и нужно Дэнни? Мальчишка перепугался, но разве взбучка – не самоеменьшее, чего он заслуживает?

Джек подошел к двери, извлек ключ, сунул его в карман ишагнул за порог. Под потолком горела люстра. Он взглянул на постель, увидел,что та не смята, а потом прошел прямо к двери в ванную. В нем росла страннаяубежденность. Хоть Уотсон не назвал ни номеров комнат, ни фамилий, Джек не сомневался,что именно эту комнату жена юриста делила со своим жеребцом, что именно в этойванной ее нашли мертвой, полной барбитуратов и выпитого в баре «Колорадо».

Он толкнул скрытую зеркалом дверь ванной, и та распахнуласьнастежь. За ней было темно. Джек включил свет и осмотрел длинную, какпульмановский вагон, комнату. Она была оборудована в том стиле, который ни счем не спутать – интерьер начала девятисотых годов, обновленный в двадцатые, –он был единым для всех ванных комнат «Оверлука». Только на четвертом этажеванные были другими, византийски пышными, что как нельзя лучше подходило особамкоролевской крови, политикам, кинозвездам и капо, которые год за годомостанавливались в этих номерах.

Большую ванну на львиных лапах прикрывала задернутая бледно-розоваяпластиковая занавеска.

(и все-таки они действительно двигались!) Тут Джек впервыеощутил, что его покидает та непривычная уверенность в себе (чуть ли несамонадеянность), которая охватила его, когда Дэнни понесся к нему с воплем:«Это она! Это она!» На копчик деликатно надавил ледяной палец, отчеготемпература тела Джека понизилась на добрых десять градусов. К этому пальцуприсоединились и другие и внезапно, вдоль спины, до самой «медуляоблонгата»побежали мурашки, они играли на позвоночнике Джека, как на каком-то первобытноминструменте.

Гнев на Дэнни улетучился. Джек сделал шаг вперед и отдернулзанавеску. Во рту пересохло. Он чувствовал только сочувствие к сыну и ужас засебя.

Ванна оказалась пустой и сухой.

С поджатых губ крошечным взрывом слетело неожиданное «Па!»,соединившее в себе облегчение и раздражение. В конце сезона ванну отдраили доблеска, лишь под двумя водопроводными кранами осталось поблескивающее пятнышкоржавчины. В воздухе стоял слабый, но явственный запах средства для чистки тогосорта, что и не один месяц спустя после того, как им пользовались, способныраздражать ноздри запахом собственной добродетельности.