Посвящается Джо Хиллу Кингу, который все сияет.

Редактором этой моей книги, как и двух предыдущих, былмистер Уильям Дж. Томпсон, человек мудрый и здравомыслящий. Его вклад в этукнигу велик, и я благодарю его за это.

С. К.

В Колорадо – несколько самых прекрасных курортных отелей вмире, но описанный на этих страницах отель не подразумевает ни один из них.«Оверлук» и связанные с ним люди существуют исключительно в воображении автора.

...А еще в этой комнате... стояли гигантские часы черногодерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным звуком качался из стороныв сторону и, когда... часам наступал срок бить, из их медных легких вырывалсязвук отчетливый и громкий, проникновенный и удивительно музыкальный, до того необычныйпо силе и тембру, что оркестранты принуждены были... останавливаться, чтобыприслушаться к нему. Тогда вальсирующие пары невольно переставали кружиться,ватага весельчаков на миг замирала в смущении и, пока часы отбивали удары,бледнели лица даже самых беспутных, а те, кто был постарше и порассудительней,невольно проводили рукой по лбу, отгоняя какую-то смутную думу. Но вот бойчасов умолкал и тотчас же веселый смех наполнял покои; музыканты с улыбкойпереглядывались, словно подсмеиваясь над своим нелепым испугом, и каждыйтихонько клялся другому, что в следующий раз он не поддастся смущению при этихзвуках. А когда пробегали естьдесят минут... и часы снова начинали бить,наступало прежнее замешательство и собравшимися овладевали смятение и тревога.

И все же это было великолепное и веселое празднество...

Э.А.По «Маска Красной смерти»

Сон разума порождает чудовищ.

Гойя

Коли сияет, так сиять и будет.

Поговорка

Джек Торранс подумал: «НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН».

В Уллмане было пять футов пять дюймов, а двигаясь, онобнаруживал ту суетливую, раздражающую быстроту, что присуща исключительнотолстячкам небольшого роста. Аккуратный пробор делил волосы, а темный костюмбыл строгим, но внушал доверие. Вот человек, к кому вы можете придти со своимипроблемами, говорил костюм денежному клиенту. Штатному персоналу он сообщалболее отрывисто и грубо: «Ну, ты, лучше пусть все будет путем». В петлицесидела красная гвоздика – может быть, для того, чтобы никто из прохожих поошибке не принял Стюарта Уллмана за местного гробовщика.

Выслушивая, что говорит Уллман, Джек для себя решил, что вподобных обстоятельствах, вероятно, не симпатизировал бы ни одному человеку посвою сторону стола.

Уллман задал вопрос, который Джек пропустил мимо ушей. Вышлонехорошо. Уллман принадлежал к тому типу людей, которые заносят подобныепромахи в мысленный «Ролодекс» для позднейшего рассмотрения.

– Простите?

– Я спрашиваю, до конца ли ваша жена понимает, что заобязанности вы здесь на себя примете. И потом, конечно, ваш сын.

Взгляд Уллмана скользнул вниз к лежащему перед нимзаявлению.

– Дэниел. Вашу жену ничуть не пугает такая мысль?

– Венди – необыкновенная женщина.

– И сын у вас тоже необыкновенный?

Джек изобразил широкую рекламную улыбку.

– Мне кажется, нам нравится так думать. Для пятилетнего онвполне самостоятелен.

Никакой ответной улыбки от Уллмана. Он сунул заявление Джеканазад в папку. Папка отправилась в ящик. Теперь поверхность стола былаабсолютно голой, если не считать пресс-папье, телефона, лампы «Тензор» и бюварас углублениями для входящих и исходящих бумаг. Обе ячейки тоже были пусты.

Уллман поднялся и прошел в угол, к стеллажу с полками.

– Будьте добры, обойдите стол, мистер Торранс. Посмотримпланы этажей.

Он вернулся с пятью большими листами и разложил их наблестящей ровной столешнице из ореха. Джек встал у него за плечами, сознавая,как сильно пахнет от Уллмана одеколоном. ВСЕ МОИ ЛЮДИ ПАХНУТ «АНГЛИЙСКОЙ КОЖЕЙ»ИЛИ НЕ ПАХНУТ ВОВСЕ – вдруг ни с того ни с сего пришло ему в голову, и, чтобысдержать резкий неприятный смешок, Джеку пришлось прикусить язык. За стенойслабо шумела успокаивающаяся после ленча кухня отеля «Оверлук».

– Последний этаж, – отрывисто произнес Уллман, – чердак.Сплошной хлам, ничего больше. Со времен второй мировой войны «Оверлук»несколько раз менял хозяев и, похоже, каждый следующий управляющий все ненужноеотправлял на чердак. Я хочу, чтобы там повсюду разбросали яд и расставиликрысоловки. Горничные с четвертого этажа поговаривали, что слышны шорохи. В этоя не верил ни минуты, но не должен существовать даже шанс из тысячи, что в«Оверлуке» заведется хоть одна-единственная крыса.

Джек, подозревавший, что в любом отеле мира найдетсякрыса-другая, придержал язык.

– Разумеется, ни под каким видом не следует разрешатьребенку подниматься на чердак.

– Конечно, – сказал Джек, снова сверкнув широчайшейрекламной улыбкой. Что же, этот поганый бюрократишко и впрямь думает, будто онпозволит сыну околачиваться на чердаке, где полно крысоловок, разной рухляди иБог знает чего еще?

Сдвинув в сторону план чердака, Уллман сунул его под низстопки.

– В «Оверлуке» сто десять номеров, – сказал он тономшкольного учителя. – Тридцать номеров, все люкс, здесь, на четвертом этаже.Десять – в западном крыле (Президентский в том числе), десять – в центральнойчасти, и еще десять в восточном крыле. Виды из всех окон открываютсявеликолепные.

ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, БЕЗ РЕКЛАМЫ ТЫ МОЖЕШЬ ОБОЙТИСЬ?

Но он хранил молчание. Ему нужна была работа.

Уллман засунул четвертый этаж под низ стопки и они принялисьизучать третий.

– Сорок номеров, – сказал Уллман, – тридцать двухместных идесять одноместных. А на втором этаже – по десять тех и других. Плюс на каждомэтаже по три бельевые и кладовки: на третьем этаже – в самом конце восточногокрыла отеля, на втором – в самом конце западного крыла. Вопросы?

Джек покачал головой. Уллман смахнул прочь третий и второйэтажи.

– Теперь – первый этаж. Вот здесь, в центре, стойкаадминистратора. Позади нее – служебные помещения. От стойки администратора навосемьдесят футов в обе стороны тянется вестибюль. Вот тут, в западном крыле,столовая «Оверлука» и бар «Колорадо». Банкетный и бальный залы – в восточномкрыле. Вопросы?