— Странно как-то. А что же Марцин Понятинский мне об этом не сообщил, давая информацию для расследования.

— Танелю, мы ж с тобой с самого начала заметили странности Понятинских.

— Да, ты прав. Может, они скрытные не только для других, но и меж собою. К тому же для патриотических поляков общение с русским офицером, тем более тесное, дружеское, не говоря уж о большем, для женщины, после такой войны — дело довольно стыдное.

— Отож.

— Кстати, об отношениях разных. Как там свадьба у Осипа и Луци?

— Та ніяк!

— Не понял.

— Они-то давно о венчании сговаривались. А священник церкви нашей, не будь дурнем, запит послал на Полтавщину, откуда Осип родом.

— И что же?

— А те, що Осип наш жонатый, венчанный.

— Однако!

— Ага. И четверых детишек с женою бросил.

— Так его задержали? — спросил Натан, поеживаясь от воспоминания об одесской тюремной камере.

— Втік!

— Куда?

— Хтозна. Чи в Крим до татар, чи за Буджак до турків. От такий в нас наречений. Но чует мое сердце, мы с ним еще увидимся. Ну, такий він вже швидкий… О, Танелю! А что там с нашим заработком от пана Марцина?

Натану как-то очень не понравился такой быстрый переход от афериста и многоженца Осипа к нему, к их общим делам. Он посмотрел на приятеля, уж не подозревает ли тот его в утаивании денег? Но нет, вроде бы Кочубей выглядел совершенно спокойно и смотрел на него расслабленно.

— Ну, Степко, ты ж сам работаешь с магазинами Понятинского, возишь зерно от них. И должен знать, что он сейчас в отлучке.

— Та знаю. Но, думал, может, он кому поручение дал, заяву какую оставил?

— Кому? Своим гайдукам, что ли? Суммой в тридцать тысяч пан Марцин только сам рапоряжаться будет.

— Ага. То я дурню спросил, согласный. Просто отсоединяться хочу с нашего хутора. Рядом место хорошее, только заброшенное. Кто-то с России приехал, что-то начал, да с непривычки кинул. И недорого. Боюсь, как бы не перехватили.

— Понимаю. Но что делать. Ждем.

Натан уж не стал говорить о своих планах — дом обустроить, расширить, сделав двускатным, да еще с мансардой с отдельным входом. Там можно будет несколько доходных комнат держать. Это не только ради денег, но и для безопасности. Горлис понимал, что в крайнем случае его никто и ничто не защитит. Но всё же когда рядом есть живые души — как-то спокойнее. Что его самого будет не так просто, как теперь, похищать или убивать.

— Ждем… — смиренно повторил Степан.

— А чего отсоединяться-то? Ты жениться, что ли, собрался? — спросил Натан, осененный догадкой.

— Та то таке, — уклончиво ответил товарищ.

И по подчеркнуто равнодушному голосу Кочубея Горлис понял, что попал в самую точку.

— Вместо Осипа, что ли?..

Степан неопределенно покачал головой.

— Уж не на Луце ли?

— От чого нема, так того точно нема, — усмехнулся Кочубей. — По Луцьке другой казак сохнет. Правда, она еще и по этому не всё выплакала…

Оставив пустые разговоры, Натан вдруг признался:

— Так вот вышло, Степко… У меня ж сегодня праздник, а мысли только грустные.

— Что за праздник?

— День рождения.

— Вродини? Вітаю, друже! Щиро!

— Да что там, — махнул рукой Натан. — Не сейчас… По чарке твоей выпьем — и довольно будет…

Опрокинули и подъели принесенное. Остатошные капли варенухи вылили на могилы Марфы да Архипа Ласточкиных, «в головах». На выходе из кладбища ополоснули руки, поочередно сливая друг другу из кувшина. И когда уж пожимали руку на прощание, Степан артистично хлопнул себя по лбу:

— Ой, Танелю, геть чисто забувся спитати.

— Да-да, что?

— Так как там дела в Бильбао?

И оба посмеялись. Да еще обменялись последним слухами, будоражившими Одессу щодо тайны Натанова происхождения. Что вызвало новый приступ смеха.

Так кончилось «Дело дворянина из Рыбных лавок» и возвращалась обычная повседневная жизнь.

Что же случилось потом?..

Вернувшись в Одессу, Марцин Понятинский честно выплатил 30 тысяч. На сей раз он принимал Натана в своем кабинете — мужском. С дорогим оружием, развешанным на стенах, с семейными, хорошо выполненными портретами рода Понятинских. Но каково же было радостное удивление Горлиса, когда он увидел на одной из полок… игрушки Лютюка, сделанные из лесного коряжного дерева и кованого металла. Их было три: совсем простая, но обаятельная — коник на колесиках; романтическая птица с раскрывающимися крыльями и третья, самая сложная, с механическими хитростями — изгибающийся во все стороны дракон. Лошадка была с попоной, связанной мамой Лией. Бусинки — глаза птицы, — а также изящная шапочка были сделаны ею же. И лишь дракон был прекрасен сам по себе, без всяких приукрашательств.

Получив расчет, Натан объяснил, почему ему дороги сии игрушки и попросил продать одну из них, коника. Пан Марцин, привыкший, что его коллекция меняется лишь в одну сторону, даже рассмеялся от неожиданности. А потом начал торговаться, надо сказать, довольно умело — сказывался опыт многолетней продажи хлеба через Одессу. Сошлись на полутора тысячах рублей — за простенькую деревянную лошадку с металлическими вставками и вязаной попоной! Лишь после того как ударили по рукам и Натан уже начал отсчитывать деньги, Марцин величественным жестом прекратил сей процесс. И сказал, что просит пана еврея принять коника в подарок — в память о родителях, а также благословенных краях, где проходило их детство…

Степан из своей доли тут же, как и хотел, выкупил соседний заброшенный хутор Молдаванской слободы и начал его обустраивать. Дело пошло быстро. Конечно же, Васыль с Ярыной помогали, но не только они. Приехали работать также отец и брат Тимош с женой, поручив малых детей деду Мыколе, оставшемуся на хозяйстве в Усатовом. Ну и людей еще наняли, благо, строительный сезон только начинался…

Другая история, что Степан так и не женился. Натан не стал расспрашивать приятеля, по какой причине. Впрочем, у него и своих забот хватало. Он всё настраивался на объяснение с Росиной. Но так и не решился. А потом уж поздно стало. Договорившись обо всем с антрепренером, она разорвала контракт и на попутном корабле вернулась в свои края, а это, как оказалось, было Королевство Обеих Сицилий, Неаполь. Случилось сие ровно через неделю после того, как Натан вышел из тюрьмы (и снова четверг!). Горлис понял так, что семь дней были максимальным сроком, отведенным ему на откровенный разговор. А может, всё это он надумал, и она уехала независимо от его прихода с признаниями или не прихода. Фина же осталась…