— Ладно тебе, Тита. Неохота мне сегодня ссориться.

— И мне тоже! А что, если мы поиграем немножечко в любовь, а, обожаемыймой супруг?

— А что, если мы кончим ломать комедию и ляжем спать, ненагляднаямоя Тита?

У Андреу постепенно развивалось что-то вроде аллергии на тело жены и вообще на все, что с ней связано. Резкий запах ее кремов для лица, витающее вокруг нее облако «Шанели», ее глубокое дыхание, ее откровенные заигрывания, ее искусственные прелести, ее журналы мод, разбросанные по всей квартире, — все это становилось ему невыносимо. Да, похоже, он начинал ее ненавидеть. Если так и дальше пойдет, он скоро не сможет ложиться в собственную постель.

Может, предложить ей спать в разных комнатах? Или лучше — в разных домах? Или, еще лучше, развестись наконец?

Он пока затруднялся представить себе существование без привычной роскоши, однако фантазии о жизни с Авророй в отцовской квартире в Борне то и дело тревожили его сознание. Надо ли отрекаться от славы, денег, престижа и профессии ради воздушного замка? Нет, это была бы ужасная глупость. Сначала он вытянет из тестя как можно больше денег, а там посмотрим.

Он употребит всю свою деловую хватку, которая в свое время и прельстила семейство Сарда, чтобы выработать идеальную стратегию и стребовать с них состояние, адекватное его заслугам. Разве не благодаря ему они разбогатели на миллионы? Настала пора делиться. Он снова пойдет к адвокату, со свойственным ему цинизмом наметит тактические ходы, определит конкретные цели и сроки, решит, чем готов поступиться, а чем нет, — словом, поведет себя так, будто является полновластным хозяином фирмы. Для чего ему все это? Чтобы, в свою очередь, поделиться. Холостяцкая жизнь его ничуть не привлекала, ее он хлебнул предостаточно, а в памяти застряло лишь несколько рассветов, встреченных в обществе подруг на одну ночь. Сплошное уныние. Нет уж, он начнет новую, третью жизнь, на сей раз настоящую. И если он намерен жить с Авророй, то обязан предоставить ей все удобства, обеспечить достойное будущее. Он не позволит ей растрачивать свой талант на уроки фортепиано. Она должна давать концерты в лучших залах мира, войти в число признанных виртуозов современности. Хотя они этого не обсуждали, он не сомневался, что она думает о том же — то есть о совместной жизни. Без подобных амбиций, разумеется, в этом они сильно друг от друга отличаются, зато с твердой уверенностью в их взаимных чувствах. Проводить вместе дни и в особенности ночи стало насущной необходимостью для обоих.

По молчаливому соглашению они никогда не говорили о своих семьях во время недолгих встреч. Стоит ли терять драгоценные и неповторимые минуты на обсуждение постыдных ошибок и неудач двух браков, похожих всем, за исключением материального благосостояния, и в первую очередь — вопиющим отсутствием любви? Теперь настало их время быть счастливыми, однако нет нужды строить рай в шалаше. Комфортные условия совсем не помешают.

Аврора поступила так же, как некогда ее мать: временно переселилась в комнату дочери под тем предлогом, что вечный храп Мариано якобы не дает ей спать. Таким образом, редкое и неохотное выполнение супружеского долга окончательно сошло на нет к удовлетворению обеих сторон. (Аврора прекрасно знала, как мало значения ее муж придает таким вещам.) Единственное, что беспокоило Мариано: как бы дочь не заподозрила между ними отчуждение либо ссору, как бы не подумала, что дело идет к разводу. Он и мысли не допускал о подобном повороте событий просто потому, что семья — это семья. Пусть они с женой и разговаривают крайне редко, а точнее, не разговаривают вовсе, ничего страшного. Пока ужин втроем имеет место, семья крепка и нерушима.

Map только на пользу пошло расселение родителей по разным комнатам. Она заполучила мать в свое полное распоряжение и могла делиться с ней секретами, обсуждать происходящие в ней изменения, свойственные подростковому периоду. Будучи единственным ребенком, она не имела возможности посплетничать с сестрой, но ведь с мамой — это же еще лучше! С некоторых пор Аврора стала общаться с ней несколько иначе, доверительнее, как со взрослой. Говорила с ней о любви, о сексе, о жизни, о мужчинах и поиске счастья, готовя девочку к неизбежному опыту.

— Доченька, прежде чем влюбляться, поживи.

— Что ты имеешь в виду, мама? Разве любить не значит — жить?

— Даже не знаю, что тебе сказать, солнышко. Иногда нам кажется, что любовь дает жизнь, а она, наоборот, отнимает ее.

— Это ты о бабушке?

— Наверное.

— Ты так и не узнала, почему она?..

— Пока нет, но обязательно узнаю.

— Скучаешь по ней?

— Очень. Не ценим мы того, что имеем.

— Мам... а почему я никогда не видела тебя счастливой?

— Я счастлива, дорогая... на свой лад.

— Ты любишь папу? Вы никогда не целуетесь, не разговариваете, не смеетесь. И я должна поверить, что это и есть любовь? Ваше невыразительное молчание?

— Нельзя же наколдовать то, чего нет.

— Вы с папой... не любите друг друга?

Аврора не ответила.

— Зачем вы тогда живете вместе?

— Map, ты еще слишком молода, чтобы понять.

— Мам, иногда лучший способ что-то понять — наблюдение. Я не хочу такого брака, как у тебя. Не хочу такого мужа, как папа. Не хочу лгать детям, что я счастлива, когда сама хожу мрачнее тучи. Не хочу лупить с утра пораньше по клавишам пианино вместо того, чтобы обнимать любимого.

Аврора с грустью смотрела на дочь. Они-то думали, что все делают правильно, а девочка, оказывается, давно видит их взаимное равнодушие.

— Ты все еще думаешь, что я слишком молода, чтобы понять, а?

Аврора обняла ее. Нужно поскорее разобраться со своей жизнью — не только для себя, но и ради Map.

За завтраком Аврора после некоторых колебаний сообщила мужу и дочери, что через пару недель отправится в Боготу уладить кое-какие дела, оставшиеся незавершенными после смерти матери. Не поднимая глаз от тарелки, Мариано предложил сопровождать ее — из чистой вежливости, в надежде на отказ, который незамедлительно последовал. Map умоляла взять ее с собой — ей так хочется познакомиться с родиной бабушки! — но мать объяснила, что по целому ряду причин сейчас это невозможно.

Да, именно так она и сказала. Авроре неприятно было обманывать их, но в сложившихся обстоятельствах у нее не оставалось выбора. Она уже твердо решила развестись по возвращении, даже если после придется жить вдвоем с дочерью и зарабатывать на хлеб уроками музыки.

Внезапно водопадом хлынули сомнения. А если Мариано воспротивится? Нет, не может же он удержать ее насильно. А если частных уроков не хватит, чтобы сводить концы с концами? Ничего, как-нибудь выкрутится. Наверняка найдется школа или вуз, где согласятся принять ее на постоянную работу. Какова будет ее новая жизнь, жизнь одинокой женщины? Да как сейчас, только готовить для Мариано не надо. Изменится ли как-то повседневная тишина? Да, это будет тишина на свободе. А как быть с Андреу? Да как угодно, лишь бы он не оказался ее братом. Брат он ей или нет? Нет, не может быть... Или может? Кто внесет наконец ясность? Похоже, ответ есть только у Клеменсии. Если же они не родня... Продвинутся куда-то их отношения, или они так и будут встречаться тайком, что для нее уже становится оскорбительно? А если Андреу предложит жить вместе? Примет ли он ее с дочерью? Наивная дурочка с острыми рецидивами утопизма! Нет, конечно! Даже в моменты наивысшей близости он не предлагал ничего подобного.