Известия так обрадовали Андреу, что он согласился встретиться с детективом немедленно. Перед отъездом в Колумбию он приведет в действие нужные механизмы, чтобы дело пошло.

На улице Легалитат в одном окне еще горел свет. Это была квартира инспектора Ульяды. В последнее время он заменил свои ночные видеосеансы сеансами чтения. Он тосковал по встречам с Авророй, вспоминал белоснежную кожу ее шеи, когда она склонялась над роялем, обволакивая их обоих волшебной пеленой звука, ее мягкие локоны, подрагивающие в такт мелодии, и легкие как перышки пальцы, летающие по клавиатуре. В последний раз, когда они разговаривали, она попросила дать ей время, чтобы уладить некие важные личные дела, и Ульяда тешил себя надеждой, что, вероятно, она имела в виду развод. Лишенный возможности ее видеть, он начал читать пачку писем, которые «одолжил» из секретера Соледад Урданеты. Они находились у него уже больше года, и инспектор все еще намеревался когда-нибудь их вернуть... но не сейчас. Авроре предстоит их заслужить. Его очень обидело, что она так надолго бросила его в неведении и растерянности. Могла бы хоть что-то объяснить, прежде чем исчезнуть.

Он читал письма одно за другим, в хронологическом порядке, перечитывая отдельные фразы, вдумываясь в каждое слово, чувствуя юношескую страсть Жоана к Соледад; его невзгоды, его клятвы, его тревоги и уныние... Это оказалось еще лучше, чем кино, потому что здесь все — чистейшая правда. Самая печальная и романтическая история в его бесцветной жизни.

Письма были написаны в Каннах в конце 1939 года и получены в Боготе в начале 1940-го. В этих письмах рождалась его собственная истории любви. Любви, в которой он так нуждался, к которой так стремился и которая с таким упорством избегала его... И теперь он сам превращался в Жоана Дольгута, а Аврора Вильямари — в Соледад. Эти пожелтевшие листы, эти выведенные на старинный манер буквы дарили ему смутную мечту о будущем и, кроме того, новое занятие. Одно дело — расследовать скверные преступления, и совсем другое, куда более захватывающее, — служить археологом-шпионом на руинах потерянной любви. Он с упоением перевоплощался во влюбленного юношу, всем сердцем переживая его горести и радости. В своих ночных фантазиях он все больше уверялся в том, что рано или поздно пианистка ответит ему взаимностью. Он чувствовал то же самое, что Жоан, годами не видевший Соледад. Инспектор страдал.

Фотография, которую он реставрировал в ателье и не стал отдавать Авроре, лежала под стеклом на тумбочке возле его кровати; он пристроил ее туда, чтобы поглядывать на «Аврору» во время чтения. Потому что Аврора как две капли воды походила на юную Соледад. Потому что Аврора стала его недостижимой невестой.

Рядом с пачкой писем на тумбочке лежал конверт с результатами аутопсии обоих стариков, который инспектор тоже не отдал Авроре в день похорон. Отчет он хранил бережно, но с тех пор не перечитывал; подобные документы не слишком интересовали Ульяду, так как успели надоесть ему до смерти. Признаки смерти, вскрытие, цвет кожи, размеры органов; имело ли место убийство, орудие такового, место входа и выхода пули в случае огнестрельного оружия, глубина раны и характер повреждений в случае оружия колющего или режущего... — бесконечный список холодных, бездушных слов. Анализ телесных жидкостей, степень разложения тканей, тошнотворные подробности — словом, безупречный профессионализм и никакой романтики.

Однако в отчете содержалось нечто, что могло бы заинтересовать Аврору и что инспектор рассчитывал использовать как последнее средство, если она не пожелает больше его видеть.

Он столько прочел о любви и при этом так мало сталкивался с ней в действительности, что начинал уже терять терпение. Но чутье ему подсказывало: надо подождать. И он назначил себе крайний срок — декабрь. Возвращение Авроры будет ему подарком к Рождеству. Он даст ей еще два месяца, довольствуясь лишь редкими звонками, чтобы напомнить о себе: мол, он здесь, ждет ее почтительно и ненавязчиво.

Перед рассветом инспектор Ульяда заснул с письмом Жоана в руке, и ему снилось, что Аврора бежит ему навстречу. Горячие объятия привели к тому, что они занялись любовью прямо на Рамбле цветов, перед двумя статуями, изображающими ангела и демона — две стороны любви.

Проснулся он счастливым.

В десять часов того же утра, в доме 15 в Борне, Аврора и Андреу уже наслаждались фортепиано и взаимными ласками. Впервые их свидание состоялось так рано. Позавтракав сонатой и любовью, они, обнаженные, сидели на кухне с чашками дымящегося кофе в руках и обсуждали предстоящее путешествие. Осталось всего четыре дня, а они еще не решили, поедут ли после Боготы в Картахену или предпочтут департамент Киндио с его бурными реками и запахом жареного кофе. Авроре было все равно, где отдыхать, лишь бы вместе. Важно посетить Боготу, отыскать следы маминого прошлого, а там, что бы Андреу ни выбрал, она доверится его вкусу.

В день отъезда она уговорила Мариано не провожать ее в аэропорт. (Как вести себя с ним, зная, что Андреу совсем близко?) Она нервно попрощалась с мужем и обняла дочь, не переставая сыпать сбивчивыми напутствиями по поводу еды, походов на рынок, домашних заданий и прочих бытовых дел.

— Иди уже, мам. А то ты прямо как будто навсегда собралась уезжать.

— И правда, Аврора. Иди, — поддержал Мариано.

Такси втиснулось в плотный поток транспорта, обычный для субботнего утра.

Что касается Андреу, он привык, что его никто не провожает в командировки, и ушел из дома совершенно спокойно. Как они и договорились, он ждал Аврору в VIP-зале аэропорта, который в этот час был почти пуст.

Еще издалека он увидел, что она растерялась, как девчонка. Аврора не только никогда в жизни не была в таких залах, но и не подозревала об их существовании, поскольку ничуть не интересовалась жизнью высшего общества. Взгляды их мгновенно переплелись, но до Мадрида они намеревались прикидываться чужими, на случай если наткнутся на кого-то из знакомых. Межконтинентальный перелет — другое дело, слишком много часов, чтобы не быть вместе.

Сидя напротив друг друга, они терпеливо ждали, пока объявят посадку на самолет.

В сумочке Авроры лежал путевой дневник ее деда, адрес усадьбы в Чапинеро и старой мыловаренной фабрики, принадлежавшей семье Урданета, а также фотографии из семейного альбома. Аврора изнывала от любопытства. Наконец-то она ступит на землю, о которой столько мечтала с раннего детства, посетит страну, откуда приходили деньги на оплату главной ее радости — уроков фортепиано.

В салоне первого класса они оказались одни, не считая двух стюардесс и помощника пилота. Перелет длился девять часов, и все это время они разговаривали, читали, целовались, тщетно пытались поспать и даже, воспользовавшись уединением в поднебесье, ласкали и любили друг друга под пледом, пока не услышали, что самолет идет на посадку и скоро приземлится в аэропорту Эль-Дорадо города Богота.

Невероятная зелень ослепляла даже через иллюминатор. Богота раскинулась на бескрайнем изумрудном ковре под высоким лазурным небом, в котором паслись пухлые белоснежные овечки, будто подвешенные в воздухе, — облака, о которых Аврора столько слышала от матери. В этой стране многоцветья великолепие природы било через край, и тех, кто отваживался сюда добраться, ожидали пейзажи невиданной красоты.