Еще до конца праздника Жауме откланялся и поцеловал руку Соледад, не коснувшись кожи губами. Она жалела, что он так быстро ушел. Славный получился вечер — в кои-то веки.

Какой мужчина! Идеальная пара для ее кузины Пубенсы.

Тайные встречи в Борне превратились в священный ритуал любви и музыки. Волшебная атмосфера квартиры дарила Авроре и Андреу такую полноту чувств, что отказаться от нее не представлялось возможным. Здесь все как будто поощряло их никогда не расставаться. Они занимались любовью, отдыхали и снова бросались друг другу в объятия, теряя всякое представление о времени, забывая даже собственные имена. Вместе их тела составляли единое целое. Эти свидания обоих наполняли ликованием, будили жажду жизни. Аврору еще преследовало страшное подозрение, но любовь всякий раз заглушала голос рассудка.

Тайком от Андреу она продолжала навещать Клеменсию Риваденейру, будучи уверена, что старушка, несмотря на склероз, единственный человек, способный ответить на ее вопрос.

В этот понедельник обитатели дома престарелых вдыхали аромат кориандра, сладкого картофеля и бананов, исходящий от кипящего куриного санкочо, который готовила Аврора. Всем хотелось попробовать хоть ложечку этого своеобразного колумбийского супа.

Клеменсию несказанно радовали визиты Авроры, вырывающие ее из беспросветной рутины и возвращающие обрывки воспоминаний. Жизнь, пусть и не надолго, снова обретала цвет и вкус. Санкочо, кстати, получился точь-в-точь как у ее бабушки.

— Ммм... этот санкочо напоминает мне бабушкину гасиенду в Буге. Знаешь, зачем каждый тамошний житель сажает у себя во дворике папайю? — Аврора уже привыкла к ее специфическому юмору, вспышка коего означала, что санкочо возымел действие. — Чтобы дурачка привязывать, ха-ха-ха! У них в каждой семье дурачок имеется.

Аврора посмеялась за компанию.

— А здесь вот никто не смеется, все мрачные, как покойники. Поэтому я так люблю, когда ты приходишь. Тепло мне с тобой, Аврорита. Ты сама-то как поживаешь?

Аврора опустила глаза.

— Ай-яй-яй! Нехороший знак. Глазки прямо не глядят, значит, что-то прячут.

— Я не хотела тебе навязываться с расспросами, Клеменсия, но никто, кроме тебя, не может развеять мои сомнения.

— Голубушка моя, да я и про себя-то толком не знаю, жива я или нет. Только благодаря тебе и держусь. Что с меня взять?

— Но мама тебе одной доверяла свои секреты, и, если тебя не станет, скажи... как мне их узнать?

— Если б она хотела, чтобы ты их знала, то предупредила бы меня.

— А может, она забыла.

— Не думаю. Твоя мать всегда знала, что делает. — Клеменсия протянула тарелку. — Положишь мне еще немножко?

Аврора наполнила тарелку и с печальным вздохом вернула старушке. Та смягчилась.

— Полно, не грусти. Порадуйся лучше, что у твоей мамы была такая близкая подруга. Кое-что я тебе расскажу. — Она снова принялась за еду. — Однажды вечером Соледад и Жоан встретились в Барселоне. Она только приехала из Боготы. Столкнулись они в универмаге «Эль Сигло», был такой магазин на улице Пелай. Оба пришли не одни. Твоя мать была с твоим отцом, а Жоан с женой.

— Значит, они увиделись. И что произошло дальше?

— Ну что могло произойти, если они все еще любили друг друга?

— Начали встречаться?

— Не так все просто, девочка моя. Другие были времена, другие нравы... ах! Где ты берешь такой кориандр? — Она принялась разглядывать плавающий в супе листик. — В настоящий санкочо обязательно кладут дикий кориандр. У меня дома клали только дикий!

Аврора заметила, что взгляд старушки теряет осмысленность.

— Ой, не сейчас, Клеменсия, пожалуйста! Не уходи!

Но та уже затянула песенку:

— Беги, невольник, в дикие леса-а-а...

— Они потом еще встречались? Скажи, Клеменсия, встречались, да?

— Подпевай мне, девочка... Как, ты сказала, тебя звать?

Аврора просидела еще долго, надеясь, что приступ склероза пройдет, но напрасно. Наконец она попрощалась.

По дороге домой она приняла решение: нужно ехать в Колумбию. Она согласится на предложение Андреу.

Дома Тита прилагала все усилия, чтобы ее семейная жизнь выглядела благополучной и мирной. Не дай бог отец что-нибудь заподозрит! Она не сомневалась, что кто-то из слуг шпионит за ней и докладывает о каждом ее движении, только вот не знала, кто именно. Массимо ди Люка вернулся из Штатов в полной эйфории. Он не стал добиваться встречи с Гери, так как в самолете познакомился с архитектором из Барселоны, живущим в Лос-Анджелесе, чьи сладкие речи и грандиозные проекты произвели на него огромное впечатление. У архитектора оказался с собой проспект, только что из типографии, где были представлены все его работы, включая его собственную роскошную виллу, куда он и пригласил нового приятеля. Массимо решил доказать возлюбленной, что он тоже не лишен предприимчивости и изысканного вкуса, и отдал заказ в бюро архитектора. Тот пришел в восторг от их проекта и обещал подготовить чертежи здания фитнес-центра через месяц. К тому времени Тита как раз сможет выкроить несколько дней, чтобы незаметно ускользнуть с любовником.

Когда муж сообщил ей, что отправляется по делам в Южную Америку, она с трудом скрыла радость. Вот на этот срок она и запланирует свое путешествие, которое, между прочим, тоже связано с бизнесом. Не придется даже лгать и придумывать себе алиби. На несколько дней она исчезнет в частном — оченьчастном — «санатории». Полетит с Массимо в Лос-Анджелес, но сначала они позагорают на крошечном элитном островке Сент-Барт в Карибском море, где она неоднократно бывала и раньше.

Приходя к Борхе, Аврора всякий раз ощущала неловкость. Она обещала Андреу, что не прервет занятий с его сыном, — исключительно из любви к мальчику. Но, терзаемая чувством вины, она не могла смотреть ученику в глаза. Разве можно вот так запросто являться в дом, где семейный мир разрушен твоими собственными руками? От чувствительного подростка не укрылось ее странное состояние, и он, боясь, как бы учительница не надумала его бросить, стал еще внимательнее слушать, еще прилежнее выполнять задания — лишь бы она осталась. Другого преподавателя он не хотел, ее уроки были для него единственным источником подлинного счастья.

Однажды вечером взгляды Авроры и хозяйки дома пересеклись. Тита, сама любезность, предложила пианистке стаканчик дайкири, а заодно и сыну — дескать, смотрите, какая она современная и понимающая мать! Оба вежливо отказались и вернулись к своим нотам.

В постели Тита сказала мужу:

— Я сегодня видела эту невзрачную музыкантшу, и, знаешь, мне ее даже жалко стало! Так ужасно одета, бедняжка. И я подумала — может, подарить ей какие-нибудь платья, которые я уже не ношу?

— Не вздумай! У этой женщины есть гордость.

— Но гордость в гости не наденешь, дорогой. И не надоедай мне прописными истинами, тебе это не идет.