– Она в этом замешана?

– Может, и нет. Может, ей только дали снимок и попросили показать заинтересованным сторонам. Но из этого следует, что в дело замешан кто-то из руководства Праги, – Руди явно было неудобно – болела нога. Он ерзал в кресле, пока Джон прижимал ватный тампон, смоченный в спиртовом растворе, к ране на голове Петра. – Так или иначе, пока все отвлеклись, я появлялся то тут, то там, беседовал с людьми. Здесь существует полезное движение диссидентов. Они мне подарили пару чудных карт, которые очень пригодятся.

– Кто взорвал «ТикТок»?

Руди как будто задумался.

– Бар? Большая бомба? А, это они, – он кивнул на улицу. – Разведка Общества, – он фыркнул. – Разведка. А сами ошиблись баром. Они должны были напасть на бар на соседней улице, который принадлежит какому-то подозрительному чешскому типу. Хотя не знаю почему.

– А пара из Панкраца?

Руди кивнул.

– Они заложили бомбы. И их убили – тебе это понравится – коллеги тех юных арабов, что жили над взорванным баром, – тут он задумался. – Полагаю, это означает, что теперь Общество участвует в GWOT. Становится все интереснее.

– Но нисколько мне не помогает, – сказал Петр.

– Нет, – признался Руди. – И то, о чем я тебя сейчас попрошу, тоже нисколько не поможет.

Стоял март, и она думала об отпуске. Март – это когда снег становится грязным и ноздреватым, но все еще слишком холодно для хайкинга или загара, если только ты не крепкого сложения. Конечно, шпионаж презирал времена года, но ранняя весна – как будто тот редкий сезон, когда множество разведывательных служб Европы объявляло если не перемирие, наподобие футбольного матча между британцами и немцами на ничейной земле во время Первой мировой войны, то хотя бы неформальное ослабление активности. За все годы в контрразведке никто ни разу не потревожил ее весной, а на случай, если что-нибудь начнется, пока она в отъезде, у нее была хорошая толковая команда. Когда-то давно она оставалась на посту круглый год, одержимая мыслью, что в тот же миг, когда она уедет, произойдет что-нибудь ужасное. Теперь же она научилась отпускать ситуацию. Можно уделить пару дней бездумному отдыху.

Оставалось только решить, куда отправиться, чем заняться, так что последние пару дней она провела в интернете в поисках чего-нибудь интересненького. Сейчас ее занимала мысль о парапланеризме в Уэльсе.

Зазвонил телефон.

– Да? – сказала она.

– Мне только что позвонили из миграционки, – сказал Павел. – У них флажок.

Она нахмурилась и смахнула сайт с парапланеризмом с рабочего стола, на котором обычно выскакивали флажки, как маленькие красные гремлины.

– Я ничего не вижу.

– Это старый флажок, до последнего обновления системы. Он был у миграционки в базе данных, но при обновлении не скопировался.

Она вздохнула.

– Как зовут?

– Тону Лаара, – сказал Павел. – Национальность – эстонец.

Она выглянула в окно кабинета. За стеклом в горную долину мягко сбегала волна деревьев.

Она так долго смотрела на пейзаж, что Павел спросил:

– Шеф?

Она моргнула.

– Где он?

– Заселился в отель в Пустевни, – потом он добавил: – Флажок помечен «наблюдать, не задерживать», так что миграционка наблюдала и даже не подумала нам ничего сообщать. Он здесь уже два дня.

Ну что ж. Уже давно назревал разговор по душам с майором Мензелем, главой Миграционной службы. Но не сегодня.

– У нас там сейчас кто-нибудь есть? – спросила она.

– Рикки и Колин.

Она потерла глаза.

– Ладно. Скажи им быть на связи, но не приближаться. Я поеду сама.

– Да, шеф.

– И еще, Павел.

– Да, шеф?

– Правильно говорить Тону, – сказала она, нехотя поднимаясь на ноги и мысленно прощаясь со своим отпуском.

* * *

Он сидел в баре отеля, покачивая в руке стакан пива, с маленькой сигарой во рту. Он казался более худым, чем она его запомнила, более измученным. В волосах седина, а у стула прислонена трость, но он все еще выглядел до смешного молодым. Она подошла прямо к столу и села напротив. И потом они долго смотрели друг на друга. Между двумя людьми, которые занимались любовью, а потом расстались, только чтобы воссоединиться много лет спустя, существуют особые интимные отношения. Особенно если все время, пока они были вместе, они врали друг другу.

– Тебе идет короткая прическа, – наконец сказал Руди.

– А ты что здесь делаешь? – спросила она, как она надеялась, твердым, но в то же время не резким голосом.

– Хочешь выпить? – спросил Руди.

– Нет, спасибо.

– У меня есть для тебя история, – сказал он. – Но сперва я хочу попросить политического убежища.

Она глядела на него, не говоря ни слова.

– А потом, – сказал он, поднимая стакан, – я хочу поговорить с венграми.

* * *

Венгры прибыли в пятницу – пятеро амбалов в великолепной дизайнерской повседневной одежде, на гибриде-внедорожнике «пежо», который выглядел так, будто в любой момент может протащить на буксире корабль через Панамский канал. Скрытое наблюдение установило, что они не вооружены, не считая пары швейцарских ножей. Они заселились в отель и немедленно направились в ресторан.

За два часа до встречи она забила заведение своими людьми, но внутрь все еще заходили и настоящие посетители, делали заказы, включая молодого черного, которого она точно видела в баре в день, когда вернулся Руди. Она подошла и села за его столик.

– Знаешь, – сказала она своим самым сексуальным голосом. – По-моему, ты настоящий красавчик.

Он поднял взгляд от меню и спросил по-английски:

– Прошу прощения, мисс?

– О, обожаю англичан, – ответила она на английском. Затрепетала ресницами. Он вздохнул и отложил меню.

– Очень хорошо, мисс, – сказал он. – Я тоже заметил ваших людей. Хотя вернее будет сказать, я заметил тех, кто не ваши люди.

Она увидела, как в ресторан входит Руди.

– Пошли, – сказала она. – Посиди уж с нами, послушай, о чем разговаривают взрослые.

Если Руди и удивился, что она идет через ресторан с Сетом, то не подал вида. Они все вместе сели за стол венгров, а потом просто долго смотрели друг на друга.

– Итак, – произнес Руди. – У меня есть предложение.

Их главный, который называл себя Кереньи, посмотрел на него.

– Ты как через войну прошел. По тебе видно.

– Были интересные времена.