– Но платит полную стоимость, – сказал Новак. – За всю сторожку, не только за первый этаж.

– Когда приедет? – Павел не был лентяем, но уже мог предвидеть, как тяжело ему будет проводить дни за уборкой. Давненько он не приводил сторожку в порядок.

– Пятница.

– А сегодня что? Понедельник?

– Среда.

– Черт, – Павел снова опустошил стакан.

– Говорит, ему особого отношения не нужно, – сказал Новак. – Говорит, будет сам себе готовить, – и оба рассмеялись, потому что последний, кто сказал, что может готовить себе сам, чуть не спалил сторожку.

Павел просматривал документы на аренду, которые вынул из конверта, – бизнес Новака по сдаче сторожки был слишком хилым, чтобы пользоваться читалками, планшетами или смартфонами.

– Что-то имя не узнаю, – сказал он.

– Писатели, – сказал Новак. – Ну их на хрен.

– Ну их на хрен, – согласился Павел, и они снова выпили. Павел поднялся и застегнул куртку.

– Тогда придется готовиться к его приезду.

Новак налил себе еще.

– Придется.

Снаружи Павел приосанился и зашагал через улицу на почту, где поворчал на женщину за стойкой, пока она не отдала ему сумку с почтой. Потом направился в лес, выбрав самую прямую дорогу.

Турист был очень молодым. Бородатый, он хромал и делал вид, что прожил тяжелую жизнь, но Павел, у которого тоже жизнь была нелегкой, видел разницу. Турист – этот писатель – был всего лишь мальчишка.

Он прибыл рано поутру, когда Павел сидел в туалете. Он услышал, как хрустят ветки и листья под ботинками, и, когда застегнулся и вышел, его уже ждал парень в джинсах и черной утепленной лыжной куртке, с большой оливково-зеленой брезентовой сумкой на плече, он опирался на трость и ухмылялся.

– Эй, – сказал Павел, направляясь к нему. – Это частная собственность.

– Я знаю, – сказал парень, улыбаясь и протягивая руку. – На ближайшие несколько недель это будет моя частная собственность.

Павел никому не пожимал руки. Ему казалось, что это привычка городских, которые не верят, что у встречного нет оружия.

Если это как-то и задело паренька, то он не подал виду. Продолжая улыбаться, сунул руку обратно в карман, обвел тростью сторожку.

– В неплохом состоянии, – прокомментировал он.

– Что у тебя с ногой? – спросил Павел.

Парень посмотрел на ногу, потом на Павла и ухмыльнулся.

– Знаешь, ты один из очень немногих, кто спросил об этом. Большинство думает, что мне не захочется об этом говорить. Несчастный случай во время полета на воздушном шаре.

Павел поднял бровь.

– Воздушный шар.

– Небольшая ошибка при расчете соотношения веса и подъемной силы, – он заговорщицки наклонился. – Если быть честным, я уже слишком стар для этой фигни.

Павел пожал плечами.

– Тогда я и начал писать, – продолжал парень, взявшись обходить сторожку в сопровождении Павла, – пока лежал в больнице, – он обернулся и подмигнул Павлу. – Совет бывалого, господин Павлюк. Если вам скажут, что эти костоправные приспособления безболезненны. Врут и не краснеют. Вот, возьмите часы, – и он весело достал из кармана сложную пластмассовую шкатулку с самыми уродливыми часами из всех, что видел Павел, – громоздкой аляповатой штуковиной с жирным пластиковым браслетом.

– Давайте, примерьте, – предложил парень, и Павел надел их, после чего парень улыбнулся. – Ну вот, – сказал он довольно. – Только не снимайте. Это на удачу.

* * *

И Павел носил часы весь срок пребывания парня в сторожке. Он возненавидел их и намеревался продать, как только парень уедет, но пока делал все, чтобы тот видел их на его руке.

Не то чтобы они часто встречались. Иногда он видел, как парень уходил на прогулку в лес вокруг сторожки, но чаще тот оставался дома – писал, предполагал Павел. Раз или два он проходил по своим делам мимо одного из незабитых окон сторожки и замечал внутри парня за таким компьютером, на котором пишешь в воздухе, а не на клавиатуре, отчего руки устают уже через пятнадцать минут. Вообще-то в его комнате было многовато компьютерного оборудования. Куча штуковин с экранами, лампочками и кабелями. Куда больше, чем Павел видел у него по приезде.

С другой стороны, сказал себе однажды вечером Павел, готовясь ко сну, бывали гости и намного, намного хуже. Помнил он компанию бельгийских бизнесменов, которые… в общем, с тех пор он решил никогда не ездить в Бельгию. А еще шесть мальтийцев, которые не сказали ему ни слова, да и друг другу тоже. Неописуемо жуткие.

Он был слишком старым, слишком медлительным. Он хотел повернуться, но его талию обхватили сильные мясистые руки, оторвали от пола, развернули его в противоположном направлении, а потом из ниоткуда метнулась тень и наложила ему на рот клейкую ленту, и не успел он ничего сделать, как огромная ручища схватила его за оба запястья, сжав их вместе, пока кто-то другой тоже заматывал их клейкой лентой. Трое. Их было трое? Или только двое? Не может быть, чтобы один, слишком много рук. Он даже не успел крикнуть.

Двое. По меньшей мере двое. Один нес его за торс, второй удерживал ноги, и так его пронесли через коттедж, мимо тела Галины, лежавшей на кухонном полу с перерезанным горлом, и вытащили на лунный свет.

Где уже стоял на коленях парень, в разорванной одежде, с окровавленным лицом и сцепленными за затылком руками. Павла кинули рядом с ним, подняли на колени, и он почувствовал, как до шеи сзади дотронулся холодный ствол оружия.

– Будешь знать, как воровать у нас, – произнес голос за спиной.

Парень сказал что-то на незнакомом Павлу языке, и внезапно поляну заполнили пчелы, и горячий липкий дождь, и звуки падающих тел, а когда все кончилось и он открыл глаза, то увидел, что вокруг лежат пять здоровенных мужчин в черном, и вид у них такой, будто их загрызло насмерть нечто, орудующее миллионом крошечных зубов.

Парень обернулся к нему, весь в крови, и – невероятно – он улыбался.

– Ты в порядке? – спросил он весело.

Павел вытер кровь с лица и молча кивнул.

– Хорошо, – парень поднялся на ноги и помог встать Павлу, снял клейкую ленту с запястий и оглядел поляну. Ближайшую к ним стену сторожки как будто обработали гигантской теркой для сыра.

– Лучше перезарядиться на всякий случай, – он похромал по ступенькам в сторожку, вернулся немного погодя с алюминиевой приставной лестницей и парой полотенец. Бросил одно Павлу, донес лестницу до дерева на опушке и неловко вскарабкался, пока Павел стирал с себя кровавое месиво.

– Волшебство, – сказал парень, срывая с веток дерева что-то… невидимое… – Волшебное оружие.

Самонаводящиеся пушки представляли собой матовые сферы размером с грейпфрут, совершенно невидимые, пока парень не начал снимать их с дерева. Там, где их касались его пальцы, расползались неровные пятна телесно-розового цвета, а когда он закончил их перезаряжать и переустанавливать, они окрасились в цвет его рук.